Затем, подойдя к одной из групп, он продолжал разговор о том же предмете, высказывая весьма живо желание свое идти вперед. Он желал бы напасть на русских возможно раньше. «Война, — сказал он, — как и игра, являет счастливые и несчастные ставки, и когда шансы благоприятствуют ими надо пользоваться не раздумывая. Теперь шансы на нашей стороне, потому что русские деморализованы и стали отступать, а потому будет важной ошибкой с нашей стороны, не воспользоваться этим, горячо преследуя неприятеля».
Такой язык нам нравился и мы просили принца исходатайствовать для его дивизии честь первой атаки.
В 10 часов, мы откланялись с генералом Тома и каждый отправился в свою палатку.
Час утра… раздаются крики: «в ружье!», повторяясь по всей линии! Солдаты и офицеры в просолках выбегают из палаток полуодетые!.. «В ружье! в ружье!»… вырываются крики из взволнованной груди, но вскоре спокойствие сменяет возбуждение, и угрюмая тишина следует за сумятицей криков и движений. Люди оделись, спешно бросились к козлам, разобрали и даже зарядили ружья, не имея на это приказания от офицеров.
Чу! ружейный выстрел. Нет сомнения неприятель близко… Какое средоточие в рядах! Быстро ободряются. Вся дивизия в боевом порядке готова к отражению атаки… Идут русские!
Генерал Тома проезжает верхом по фронту своей бригады, но он ничего не знает и не может дать никаких разъяснений, сам ожидая приказаний.
Полковник посылает меня к принцу и я узнаю, что он находится верхом перед своей дивизией… и поэтому не могу к нему обратиться. Спрашиваю генерала де Моне; оказывается, что первым закричал «к оружию» часовой его бригады и выстрелил из ружья.
«Фальшивая тревога, — сказал он мне, — действие кошмара на часового, который, услышав шум в небольшом соседнем лесу, закричал: «Кто идет!» и так как не получил ответа, то затем воображение представило ему, что шум увеличивается и он крикнул «к оружию!»… а потом сделал выстрел».
Прихожу к полковнику, которого принц только что оставил. Козлы вновь составлены, люди возвращаются в палатки и снова ложатся спать.
Не одно сердце тревожно забилось при первом призыве «к оружию!», конечно не из боязни, но потому, что среди ночи, в минуту внезапного пробуждения, никто сразу не находит необходимого спокойствия для разумного рассуждения.
Теперь, когда у меня есть лошадь для перевозки вещей, я приказал поставить небольшую палатку лично для себя, найдя людей знающих эту работу в полку зуавов моей дивизии, а необходимую для сего парусину у торговца в городе. Указал размеры её с тем расчетом, чтоб можно было стоять под этой палаткой и протянуться лёжа во всю ширину её. В минуту, когда я пишу вам, уже три зуава работают, не теряя времени. Я очень доволен этим первым удобством, позволяющим мне уединяться, когда почувствую потребность писать вам; без помехи от разговоров поручика и подпоручика, которые по уставу должны находиться в одной палатке с капитаном: я им всецело уступаю большую палатку и надеюсь, что и им и мне будет лучше. Приказал также солдатам моей роты устроить для меня пару небольших вьюков, что предоставит мне двойное преимущество: перевозить исключительно лишь мое имущество и служить для перевозки двух деревянных стоек, на которых велю прибить полотно, чтоб можно было прикрывать его своей овчиной и, следовательно, не буду ложиться на земле, что особенно неприятно, когда она промочена дождем. Пусть дорогая матушка успокоится, буду принимать все гигиенические предосторожности, совместные с моей службой.
8
Лагерь под Йени-Кей. 15/3 июля 1854 г.
Союзная армия не изменила своего положения со времени моего письма от 3/22, а состав её понемногу пополняется.
2-я дивизия прибыла 5 числа, но не заняла приготовленного для неё места на нашем левом фланге, а поместилась лагерем близ Варны против спасов. Артиллерия и кавалерия прибывают частями и имеется уже почти полный состав полевой артиллерии, которая в состоянии принять участие в экспедиции.
Худо ли, хорошо ли, но генерал Юсуф дал нечто вроде правильной организации отрядам башибузуков, которыми он будет командовать, в надежде, что в состоянии ими воспользоваться, но я сомневаюсь, чтоб эти орды могли когда-либо отказаться от их привычки к независимости и грабежу. Их дурные инстинкты вероятно возьмут верх, если сверх чаяния союзная армия когда-либо потерпит поражение.
Наше санитарное состояние прекрасно, и у нас менее больных в околодках, чем обыкновенно бывает во Франции в то же время года.
Маршал Сент-Арно принимает все меры, подсказываемые его опытностью и здравыми советами, чтоб поддержать у всех свежесть и здоровье. Так например, со времени нашего прибытия в Варну, он предписал произвести уже два раза санитарные осмотры, с целью отсылки в Константинополь хилых и слабых. Этим путем в армии остаются только люди сильные и крепкие, которые не заполняют амбюлансов, вслед за длинными или трудными переходами. Наличность действительно уменьшается, но сила армии увеличивается на деле, от отсутствия необходимости перевозки на мулах многого числа больных, всегда составляющих главное затруднение.