«Север умеет жить, — утверждает профессор университета «Лилль-Ш» Марсель Жилле. — Повсюду живут и здравствуют следы той народной культуры, которой этнографы и историки возвращают сейчас чувство собственного достоинства». Здесь, на Севере, существуют самодеятельные клубы, кружки фольклора, по улицам городов Фландрии и Артуа в праздники ходят ряженые, в семьях женщины заботливо хранят и передают по наследству бабушкину мебель и кружева. В популярной французской песне поется, что на Севере Франции голубизна неба, которой не хватает здешней природе, — в глазах людей, а жар затянутого облаками солнца — в их сердцах. Действительно, если француз-северянин далеко не так общителен и разговорчив, как его провансальский соотечественник, то зато он считается осдовательнее и солиднее в делах, надежнее, вернее в дружбе.
Природные различия между Севером и Югом Франции усугубляются их судьбами. Южная часть страны выросла из римской Галлии, где культура, навеки отмеченная печатью античности, тяготеет к соседним Италии, Испании. В Арле, Ниме, Оранже до сих пор высятся амфитеатры античных арен, стройные храмы и грандиозные акведуки, построенные рабами Рима. Марсель основали до нашей эры еще более древние обитатели Средиземноморья — греки-фокейцы, чем немало гордятся местные жители. В Провансе есть деревни, обитатели которых напоминают по своему облику средневековых арабов-сарацинов, обосновавшихся здесь еще задолго до крестовых походов; недаром местные конфеты «Кал- лисон д'Экс» с миндальной начинкой или нуга из Монтелимара — типичные восточные сладости.
Если Прованс перешел под французскую корону добровольным актом «доброго короля Рене» из Анжуйского дома — имя которого носят на Юге множество улиц и площадей, ресторанов и гостиниц, то с Юго-Западом дело обстояло гораздо сложнее и драматичнее. В 1209 году закованные в стальные доспехи северные рыцари-крестоносцы во главе с бароном Симоном де Монфором под предлогом искоренения ереси катаров-альбигойцев обрушились на юго-западные города. «Убивайте их всех — бог разберет своих!» — таков был клич свирепых пришельцев. Цветущий край, преданный огню и мечу, лежал в развалинах. И хотя с тех пор прошло почти восемь столетий, мрачная память об альбигойских войнах все еще жива, подобно тому, как на Руси живет память о нашествии Батыя и татаро-монгольском иге. В подсознании жителей Юго-Запада Север навсегда остался синонимом «варваров», навязавших силой свое владычество, что отчасти объясняет традиционный антагонизм между ними.
Северяне ведут свое происхождение от германских племен, франков, которые упорно сопротивлялись владычеству Рима и в конце концов сокрушили его своими набегами. Франкские княжества стали колыбелью французского королевства, выделившегося в IX веке из империи Карла Великого. Примерно тогда же здесь осели воинственные грабители — норманны, приплывшие из далекой Скандинавии, которые дали имя двум крупнейшим северным регионам — Верхней и Нижней Нормандиям. Именно Север начал собирать разношерстные французские земли вокруг королевского домена Иль-де-Франс и его столицы — Парижа. Поэтому люди Севера чувствуют себя сначала французами, а затем уже уроженцами отдельных провинций, тогда как некоторые южане — скажем, корсиканцы — наоборот.
Если учесть, что различия между жителями Страсбурга и Нанта немногим меньше, чем между уроженцами Лилля и Марселя, то напрашивается заезженный штамп: «Франция — страна контрастов». Но в данном случае он плохо применим. В мире есть страны с гораздо более резкими контрастами — например, Бразилия или Индия. Даже в соседних Италии или Испании различия между северными и южными провинциями, их жителями глубже, острее, чем во Франции, зато трудно отыскать страну с таким множеством тонких, едва уловимых оттенков. «Франция, — писал Луи Арагон, — это результат столкновения противоположных сил, вековой борьбы, великих бедствий и великих мечтаний. В ней на ограниченной территории можно увидеть больше разнообразия и контрастов, чем в любой другой стране. В иных краях можно проехать сотни километров без перемены декораций; у нас пейзаж меняется с каждым поворотом дороги. И как Париж — это целых двадцать городов, так и Франция объединяет целую сотню, если не больше, стран».