- Я вычитал в старых книгах - если отдать Аскароту другое дитя, то наше останется в живых!
В этот миг дочь слабо вскрикнула и сбросила одеяло, высунув тонкие, исцарапанные терном, ноги с аномально искривленными пальцами. Левый мизинец у Абары был согнут. Аскарот уже пришел сюда, это верный признак, прошептал, бледнея от ужаса, Якуб.
- Чего же ты медлишь? - закричала Хана, спасай ее, ты можешь!
- За жизнь Абары я должен буду заплатить тремя другими жизнями - сказал он, помолчав. - Наша девочка останется в этом мире, если только я смогу сейчас убить троих любых детей. Тут неподалеку расположился на ночлег цыган-старьевщик, и его трое сорванцов спят под открытым небом.
Хана вышла в другую комнату, беленую и светлую, где была огромная крестьянская печь, резной дубовый стол с лавками, взяла со стола турецкий кинжал, заткнутый в расшитые бисером ножны. Якуб подошел к ней и, осторожно выхватив кинжал из ножен, провел по лезвию кончиком языка. Оно окрасилось кровью. Он с удовольствием сглотнул ее, смакуя. Постояв минуту, услышал робкое - я тебя благословляю - и рванул прочь, не оглядываясь.
Три цыганских мальца спали на голой земле усталыми зверьками, ничего вокруг не слыша. На шее у них висели засаленные мешочки, в которых могло оказаться что угодно - от сушеных черных ягод чертового ореха чилима, до амулета из мумифицированного гадючьего яйца. А может, какие-нибудь заговоренные травы или птичьи кости. Лица спящих освещала ущербная луна, чей огрыз напоминал испещренное оспинами лицо толстой кухарки.
Франк закрыл глаза, и, вспомнив заклинание, машинально, не глядя, наугад воткнул кинжал прямо в сердце старшего мальчика. Тот не издал ни звука, только алая кровь полилась на выжженную солнцем траву. Среднего он заколол тоже тихо, а младший проснулся и посмотрел убийце в глаза, но его тот час же настиг удар. Никто ничего не видел. Кровь он присыпал горстками сухой земли, затем вытер кинжал о траву, потом о ствол осины, его любимого дерева, не раз горевшего от молнии, и, переждав время в ее тени, вернулся на постоялый двор.
В сенцах, где чистоплотный владелец требовал оставлять уличную обувь и переобуваться в домашние турецкие туфли на мягкой подошве, с языками, убийца неожиданно споткнулся обо что-то шерстяное. То был ручной волчок, купленный еретиком у охотников и взращенный вместе с Абарой. В старину во многих общинах, в том числе и у евреев (задержался этот обычай лишь в Багдаде) маленьких детей защищал ручной волчонок, родившийся в один день и живший рядом с колыбелькой.
Если волчок скреб когтями, значит, он отгонял демонов, кои всегда слетаются к беззащитным младенцам. Волочку даже давали из соски - для побратимства - немного сцеженного материнского молока, а кое-где женщины грудью выкармливали его, давая левый сосок - волчку, а правый - своему чаду. Абара тоже считалась молочной сестрой волчка, он игрался у ее колыбельки, позволял таскать себя за хвост. Время шло, волчок вырос, магическое покровительство кончилось, теперь считавший себя человеком волк таскался за семейством Якуба Франка по городам и весям. Ему уже давно предлагали продать волчка на шкуру - но Франк медлил, отговариваясь тем, что он побратим дочери, ее любимая игрушка. И вот теперь волчок валялся дохлым. Шкура его еще послужит ковриком для ног, поставленным перед кроватью в богатой опочивальне, если, конечно, к утру приедет старик чучельник, успеет содрать жесткую волчью шкуру. А нет, так сгинет и полетит в помойную яму на заднем дворе, куда сливают всякие отбросы и отходы.
На постели лежала больная дочь. Франк положил руку ей на лоб. Лоб был теплый, уже не обжигал. Абара спала, дыша ровно и слаженно, будто никогда не болела дифтеритом и не заходилась в удушающем хрипе час назад, пытаясь урвать хоть малюсенький глоточек воздуха. Страшное позади. Абара выживет. Уже в следующее воскресенье она станцует по-турецки на ярмарке и получит главный приз - громадную корзину восточных сладостей, а толстый купец потреплет Абару по щеке и скажет - пане Якубу, вона чаривница, но наткнется на такой яростный взгляд, что едва язык не откусит.
Счастливый отец уже показывал ей будущее в волшебном зеркале - роскошный дворец, потолок, облепленный амурами и розами, уютную, обитую малиновым бархатом, оттоманку. На ней пышно полураздетый
мужчина овладевает красивой черноволосой женщиной, высокой, с родинками по всему телу, кусает ее пышную грудь, тянется мокрым языком к ее мраморной шее, а она брыкается ножками. Это - его дочь, любовница императора, дама полусвета.
Согнутый мизинец нисколько не помешает ей в этих играх, даже удобно зацепиться им в сладкой судороге за край оттоманки. Да и кто разглядит эту дьявольскую метку сквозь парчовые туфельки?
- Что ж, это тоже недурно - думает еретик, глядя на спящую дочь. - Расти, а дальше я тебя научу... Ты достойна быть королевой, а вот мне, хоть и увидел свет в бедной хате у местечка Королёвка, королем не стать....
Чему именно научит Абару Франк, дурной отпрыск дурной эпохи? Кроме практики древних сексуальных мистерий, еще и азам гипноза, гадания на кофе, шарах, костях и арканах Таро, еще ритуальным танцам со змеями, надо ведь знать, за что хватать змею, чтобы она не цапнула. Но только не грамоте - когда Франк пытался нацарапать письмо по-польски, выходили адские каракули. Иврит ему тоже не давался, как и арамейский. В теологических спорах Франк выглядел явным профаном, но никогда не переживал из-за этого, просто шел напролом, высказывая безумные мысли, и претворял их во вполне живую идеологию "франкизма". Привык смотреть на звезды, странствовать с мешком за плечами, стучаться в избы, отламывать зубами ледяную корку с молока, грызть твердые лепешки, хлеб паломника, их пекли нарочно для милостыни и держали про запас....
Франк улыбался оскалом, показывая обломанный край верхних зубов, и его собеседникам сразу становилось не по себе. Но почему - они не понимали. С ним страшно, вот и все. Глаза еще у него были жгучие, горячие, блестящие. И под левой коленкой всегда язва кровоточащая марлею завязана.
Но почему дочь - Абара? Мистики любят экзотические имена, но только ли поэтому?
Амулеты-змеевики и разгадка имени Абара.
Ответ пришел неожиданно. Его подсказали славянские амулеты-змеевики.
Ныне почти забытые, во времена Киевской Руси и много позднее они пользовались такой популярностью, что даже конкурировали с нательными крестами. В 19 веке археологические находки змеевиков породили долгий научный спор об их происхождении и расшифровке заклинательных надписей. Амулеты-змеевики оказались сопричастны с ересью "жидовствующих" и с "франиками" Якуба Франка, помогли отыскать корни странного имени его дочери.