Как-то раз влюбленные в Еву Франк австрийские офицеры разболтали: Вена готовит очередную войну с Турцией, и за содействие в этом можно получить в вечную собственность немалый кусок земель, объявив их своим суверенным княжеством.
- Я устрою себе замок в Турьих Реметах! - возмечтал Якуб.
Немедленно братство "фраников" реорганизовано в военный лагерь, стан ("маханэ"), состоящий из уланов, казаков и гусар. Франка не смущало, что он набирал "в казаки" еврейскую бедноту, потомков пострадавших от казацкой резни в 17в., что еретики-саббатианцы в предыдущие польско-турецкие сражения старались держать турецкую сторону. Секта его вполне может считаться предтечей молодежных военно-патриотических организаций. Имели ли отряды "фраников" свои знамена, девизы, знаки отличия вроде вышитых гладью контуров нетопырей, змей и ящеров, свои песни, свой устав - неведомо. Франк управлял, сидя на полушках в роскошном шатре, и изучал карты местности, держа их по привычке вверх ногами. Он очень походил на полковника Каддафи. Скупые свидетельства гласят, что импровизированные "воины Франка" жили в палатках на природе, занимались физическими упражнениями (гимнастикой), учились фехтовать и обращаться с оружием, подвергались должной идеологической обработке, где им говорили - Мессия придет в обличии воина, а не царя-пацифиста. Затея осталась историческим курьезом.
Сделав состояние, Якуб Франк, всю жизнь переживавший по поводу своей безродности, в 1788 году купил у обнищалого немецкого аристократа, графа В. Эрнста фон Гомбург-Бирштейна его замок при Оффенбахе-на-Майне с правом полного суверенитета и приобретения титула. Там он и поселился. Секта еще действовала, рассылая по еврейским общинам "красные письма", своеобразный спам, призывающий присоединиться к ним и пожертвовать деньги. Приходили эти письма и в Санкт-Петербург, где их быстро взял под контроль соответствующие органы.
Увидим, что это было нелишне. Политическая обстановка в Европе, связанная с раскройкой несчастной Речи Посполитой, реанимировала старые авантюрные проекты, призванные ослабить влияние России. Вновь всплыла мысль о самозванцах. Хорошо знакомые Франку русские переселенцы-староверы не могли поверить, что щедро помогавший им человек - простой галицкий еврей, а не какой-нибудь аристократ, вынужденный скрывать свою личность. Еще когда Франк сидел, они разнесли слухи, будто бы Ченстохове заточен сам российский император Пётр III, незаконно лишенный трона, а за спасение свое новый император дарует староверам свободу исповедания и уравняет в правах с никонианами. Десятки других Петров III-х, бродивших по российским просторам, вряд ли узнали о появлении нового конкурента в Польше, излюбленной стране всех российских самозванцев - Интернета не было, из-за границы вести просачивались медленно. Да если б узнали, не накостыляли бы: негласную "конвенцию самозванцев" Франк не нарушал, действуя в своем узком ареале, возможности его за толстыми стенами крепости все же оставались не беспредельными.
Освободившись по нечаянной амнистии, вылетев, как сказали бы сейчас, удодом, любимой птичкой еретиков и колдунов, Якуб Франк грезил уже не Буском с Глинянами, и не Турьими Реметами, а Санкт-Петербургом.
Обустраивая свой замок в Оффенбахе, он пригласил к себе на новоселье горстку россиян-эмигрантов, людей не слишком богатых, но сохранивших нужные ему связи. И как бы ненароком преподнес им кушанья на драгоценной посуде с вензелями ER, кои украшали вещи российской императрицы. На самом деле эти инициалы Франк повелел выбить на подарочном наборе, что предназначался Еве, но еврей-ювелир ошибся, украсив вместо латинской буквы F -R. А потом, заметив путаницу, решил ею воспользоваться: так Ева Франк начала изображать из себя тайную дочь Елизаветы Петровны и претендентку на российский престол. Вино, и, возможно, маленькие шарики опия, подложенные в бокалы, закрепили у гостей впечатление, что с Франком не все просто и их удастся вовлечь в большую игру. Наутро эмигранты поспешили разнести сплетню своим знакомым, отправить в Россию письма, свидетельствующие о явлении еще одной "княжны Таракановой".
У Франка развернулась поистине царственная альтернатива! Мальчик из глубинки, ходивший босиком до поздней осени, воровавший у соседей крынки с маслянкой, битый двоечник, эмигрант, вероотступник, контрабандист и еретик, стал бы самодержцем всероссийским. При таком раскладе Франк получил бы новую горностаевую мантию (старая уже истрепалась за годы заточения), много золота и полную свободу действий.
Что учудил бы он в России, какой бы стала наша страна в случае этого фантастического поворота - подумать страшно. Но никаких трех разделов Польши, никаких войн с Высокой Портой. Торжество ереси и шляхетского куража, уже волынские масоны пишут для России "Декларацию прав человека и гражданина", отменяется рабство, пытки и телесные наказания. Правда, у императора нет императрицы, но это поправимо: в Белой Кринице устраивались браки даже при недопустимой степени родства, староверы вполне могли "законно" обвенчать Якуба с любимой дочерью Евой. А что?! Умом и красотой она ничем не уступала императрице Елизавете Петровне. Не вышло у Франка с российским престолом. Но это не означает, что жизнь проиграна. Оставшиеся верными еретики разыгрывали импровизированные "шоу", называя замок "святым домом" и настойчиво приглашая паломников. Правда, этот "святой дом" больше смахивал на бордель и одновременно - на желтый дом. Каковы были тамошние порядки?
В мемуарах Моисея Поргеса сообщалось, что на 1-й раз его долго промурыжили в "приемной", с пафосом рассказывая о Каббале, и лишь на 2-й раз, когда он согласился помочь материально, устроили короткую аудиенцию. Но не разрешили смотреть в лицо Евы Франк - только смиренно целовать ее маленькие босые ножки! А на стенах в "приемном покое" висели кощунственные портреты, изображавшие Франка и его дочь как на католических иконах, но с ивритскими надписями, и никого это почему-то не смущало. Его поразило богатое убранство замка, а так же странная настойчивость, с какой сектанты убеждали евреев принять католицизм. Ева Франк повела себя с гостем подозрительно ласково - гладила по волосам, прикасалась губами к щеке, предлагала усесться к ней на колени, называла его "мотек" (сладкий, ивр.) Но мальчик смутился и убежал, поняв, что тут творится нечто нехорошее. Зато другие не убегали, и Ева обольстительной Лилит приходила к гостям ночью. Поцелуи ее оказались горькими, а обнимать мешали какие-то наросты на спине - то ли кожаные крылья летучей мыши, то ли тяжелые совиные. Жертвы Евы просыпались утром с жуткой головной болью (она подмешивала что-то наркотическое в восточный напиток, который понемножку отливала из узкогорлого кувшина с носиком-клювом и ручками - змейками).