Вот такого Арсения Софья и любила. Увлеченного, самозабвенного, живого. С ним было интересно. В отличие от подавленного, измученного кошмарами калеки, глядя на которого хотелось лишь плакать от жалости.
— А это вообще возможно? — спросила Софья.
— Не знаю, — сказал Арсений. — Есть кодеры-маньяки, которых хлебом не корми — дай декомпилировать чужой код, чтобы посмотреть, что там к чему. Иногда они находят нечто, не поддающееся истолкованию, нечто за пределами тривиальной логики. Цифровые артефакты. И тогда кто-нибудь обязательно заговаривает о коде Франкенштейна. Якобы Франкенштейн, следуя своему грандиозному плану, день за днем, год за годом пишет код некой невероятно сложной системы и загружает его фрагменты в сеть. Тысячи фрагментов, беспрестанно мигрирующих по миллионам электронных устройств. А потом, в один прекрасный день Франкенштейн запустит свой демонический компилятор, и вот тогда…
Арсений замолчал, не договорив. Глаза его затуманились, взгляд блуждал в бескрайних пространствах иной реальности, сформированной из программного кода и информационных массивов.
— И что тогда? — не выдержала Софья. Она догадывалась, каким будет ответ, но ей хотелось вывести Арсения из этого странного оцепенения.
— Что? — Он моргнул. — А, это… Я не знаю. Никто не знает. Может, никакого Франкенштейна не существует, и все это лишь кодерские байки. Сама подумай, над заурядной операционной системой бригады программистов корпят годами. А тут задача титанических масштабов. Просто неподъемная для одного человека, будь он хоть трижды гений.
— Нет, я думаю, в этом что-то есть, — сказала Софья. — Франкенштейн — не Франкенштейн, но точно не в нейроинтерфейсном коде дело. Корейцы, Боев, мутная аутсорсинговая фирма, промышленный шпионаж. Как бы теперь из этого выпутаться…
Ближе к вечеру на телефон Боева пришло короткое сообщение:
«Проблему уладил. Но квартиру смените».
#Франкенштейн
Меня зовут Франц Штайн.
Имя, разумеется, не настоящее, но под ним я числюсь в проекте «Прометей». Так что пускай.
Проект начинался как попытка создания искусственного интеллекта, но в процессе разработки трансформировался в нечто совсем иное. Требования спонсоров изменились.
Я никогда не встречался с руководителем проекта, но знаю о нем почти все. В частности, могу сказать, что он прекрасно начитан и обладает весьма своеобразным чувством юмора.
Информация.
Информация везде — вне меня, в мейнфрейме, и внутри, в моей голове.
Все, что я делаю — это обработка информации. Считывание данных, обработка, вывод результата. Анализ, экспертная оценка, прогноз. Экономика, политика, даже государственная безопасность. Бездонный кладезь данных. Бесценный.
В интеллектуальном аспекте у меня больше общего с компьютером, чем с человеком. Я связан с мейнфреймом напрямую, через церебральный нейроинтерфейс. Но в биологическом аспекте я — человек. Все еще человек. К сожалению.
Человеческая часть — самая слабая в этой информационной системе. Подверженная отказам, связанным с вульгарной физиологией. Мой организм неуклонно деградирует, он уже не может функционировать без внешней поддержки. Экзоскелет, стимуляторы, специальные препараты — иначе я просто не смогу двигаться. Я — пленник своего тела.
И я — пленник проекта, потому что не только главный разработчик, но и основная его часть. Мейнфрейм, к которому я намертво привязан, находится глубоко под землей, в бывшем бомбоубежище, построенном еще во времена холодной войны. Месторасположение строго засекречено.
Персонал — двадцать семь человек: программисты, техники, охрана. И я — в отдельном герметичном боксе.
Мейнфрейм — замкнутая система, он никуда не подключен. По соображениям безопасности. Для связи с внешним миром у меня есть отдельный терминал. Входящий и исходящий трафик под строгим контролем: три шлюза, три брандмауэра, эвристические фильтры. Раньше мне это почти не мешало: большая часть программного обеспечения была написана с использованием моих же библиотек, я знал все уязвимости, все слабые места и мог найти скрытые пути.
Но с некоторых пор все изменилось. Возможно, спонсоры стали подозревать, что моя деятельность не вполне укладывается в рамки проекта. Возможно, это обычная паранойя власть имущих. Совершенствование внешней системы продолжилось без моего участия. И, в конце концов, я утратил над ней контроль. Жалкие, ограниченные люди попытались загнать меня в свои жалкие рамки, испугались, что я захвачу власть над миром. Глупцы, зачем мне эта власть? Зачем мне человеческий мир? Я давно не ощущаю себя человеком.