Наконец выступила Элизабет:
– Если бы вы знали, с какой преданной, жертвенной заботой ухаживала Жюстина за больной госпожой Франкенштейн до самой ее смерти! После этого Жюстина осталась жить в нашем доме и пользовалась всеобщей любовью. Маленький Уильям любил ее, как самую нежную мать. Они были неразлучны. Она читала ему сказки, играла с ним в его любимые игры. Я без колебаний заявляю, что, несмотря на все улики против нее, я твердо верю, что она не виновата.
Голосование состоялось. К нашему ужасу, Жюстину осудили на смерть.
Не сумею описать, что я тогда испытал! Никакими словами нельзя передать того безвыходного отчаяния, которое овладело мной. Я ничем не мог ей помочь и потому должен был молчать. Я знал, что никто не поверит в ту истину, которую я мог бы поведать. Меня лишь сочли бы безумцем. Терзаясь сам, я видел глубокое горе Элизабет, горе отца и всей семьи. И все это было из-за меня.
Глава 9
Как тяжело мне было оставаться в моем родном доме! Ненависть к чудовищу сжигала меня. Я жаждал отнять у него жизнь, которую даровал ему так опрометчиво. Жюстина и Уильям погибли, а убийца остался безнаказанным, он на свободе и может совершить еще не одно ужасное преступление. Я с горечью простился с теми, кого любил больше жизни, и покинул отчий дом.
Я отправился верхом на лошади к долине Шамони. Потом я нанял мула, куда более выносливого на крутых склонах. Чем выше я поднимался, тем великолепнее становилась природа, меня окружавшая. Развалины замков на кручах, поросших соснами, бурная река Арв, текущая по перекатам, и наконец сверкающие вершины могучих Альп, гигантские ледники, великий Монблан – все это являло картину редкой красоты. Но ничто не могло отвлечь меня от тяжелых мыслей, омрачавших мою душу.
Я добрался до деревни Шамони. Крайнее телесное и душевное утомление давало о себе знать. Я снял комнату в маленькой гостинице. И едва опустил голову на подушку, погрузился в тяжелый мрачный сон.
Глава 10
Время двигалось к полудню, когда я проснулся и решил подняться в гору по узкой тропинке. Вскоре я устал и уселся на скале, нависшей над бурно текущей рекой. Но меня не оставляла мучительная тревога, ощущение чего-то зловещего, витающего в воздухе.
В этот миг я увидел человека, приближающегося ко мне с невероятной быстротой. Он без труда перепрыгивал через глубокие горные трещины. Но вот он оказался совсем рядом, и я узнал в нем (о ненавистное зрелище!) сотворенного мной негодяя. Его лицо выражало горькую муку и вместе с тем злобное презрение. Он был чудовищно уродлив и отвратителен.
– Дьявол! – вскричал я. – Как смеешь ты приблизиться ко мне? Прочь, гнусная тварь!
– Я ожидал такого приема, – сказал демон. – Людям свойственно ненавидеть несчастных. Я несчастнее всех живущих. Поэтому ты так ненавидишь меня! Я знаю, ты намерен убить меня, но как смеешь ты так играть с жизнью, созданной тобою же? Если ты примешь мои условия, я оставлю всех вас в покое, если же откажешься, я всласть напою смерть кровью твоих близких.
– Ненавистное чудовище! Дьявол во плоти! Мук ада недостаточно, чтобы ты искупил свои злодеяния, проклятый! – Я в гневе замахнулся на него, но он легко уклонился от моего удара.
– Успокойся! Заклинаю тебя, выслушай то, что я должен сказать! Ты наделил меня силой, превосходящей твою. Я выше ростом и подвижней в суставах, но я не стану с тобой бороться. Я – твое создание и готов покорно служить своему господину. Только ты должен выполнить мои условия. Я должен был быть твоим Адамом, а стал падшим ангелом, которого ты безвинно отлучил от всякой радости. Я вижу счастье, но мне оно не достается. Я был кроток и добр – несчастья превратили меня в злобного демона. Сделай меня счастливым, и я снова стану добродетелен.
– Прочь! Я не хочу тебя слушать. Мы – враги!
– Как мне тронуть твое сердце? Поверь, Франкенштейн, я был добр, душа моя горела любовью к людям: но ведь я одинок, одинок безмерно! Даже у тебя, моего создателя, я вызываю лишь отвращение. Чего же мне ждать от других людей? Они меня гонят и ненавидят. Пойдем, Франкенштейн, укроемся в горной хижине, и, прежде чем солнце скроется за горами, ты все узнаешь обо мне и тогда рассудишь. От тебя зависит решить – удалиться ли мне подальше от людей навсегда и никому не причинять вреда или сделаться бичом человечества и погубить прежде всего тебя самого.