— Подъезжаем, Виктор Юрьевич, — глухо сказал водитель, перебив мысленную цепочку Вигго. — Стрелять пока не начали. Нам велено подрулить к вон той хреновине, — он показал на широкую скалу, метров сто высотой, врезавшуюся в ущелье-дорогу. — Будем разбивать палатку за ней. Там же КП поставят.
Ларсенис проморгался и увидел кишлак. Он стоял на подножии горы, поднимаясь вверх желтыми приземистыми домами из саманного кирпича и лентами полуобрушенных дувалов. Раздолбить такую деревню из артиллерии — легче легкого. Разнести ее в пыль вместе с засевшей бандой душманов. Но нельзя. Погибнут невинные мирные жители (по ночам превращающиеся в жителей злобных, закапывающих фугасы вдоль дороги). Кишлак известный, официально сотрудничающий с революционной властью ДРА. Поэтому логично считать, что он захвачен формированием Мохтат-шаха и его нужно отбить.
Кишлак выглядел в солнечном свете тихо. Подозрительно, невыносимо мирно. Очень хотелось шарахнуть по нему изо всех стволов. Почему Мохтат-шах никак не проявляет себя? Может, его войско смылось, просочилось через колодцы-кяризы и подземные ходы, связывающие селения на десятки и сотни километров? Ларсенис не верил в байки про подземные ходы. Они, конечно были, но связывали кяризы в пределах одного кишлака. Вряд ли афганцы могли пробуриться отсюда через основание хребта — они же не метростроители, в конце концов. Мохтот-шо сидит в кишлаке в глухой обороне и ждет, когда на него нападут.
А сюрпризы он преподносить умеет, в этом Виктор уже убедился.
Пока Михей разворачивал временный медицинский пункт — автоперевязочную, палатку, раскладывал носилки и все прочее, старший лейтенант Ларсенис сидел рядом, в двух шагах, в палатке командного пункта, разбитой за склоном той же скалы и жадно впитывал то, о чем говорилось. Он пытался понять, где найдется место ему, ординатору-медику. Место не в перевязочной, а в бою, чтобы добраться до Мохтат-шаха первым. Потому что, судя по всему, Мохтату грозила крышка, а Вик хотел обыскать его без чужого вмешательства. Чтобы раз и навсегда разобраться в странной цепочке событий. Ларсенис все больше склонялся к мысли, что ни его желание служить, ни появление в его жизни Сауле, ни предсмертные слова бойца-узбека — не простые совпадения. То, чем владеет шах, не должно попасть в чужие руки.
— Значит, э, Мохтат точно там, — докладывал Эдик Багирян, офицер, командующий операцией. Командир второй роты, Дауров, бросал на него ревнивые взгляды. В отличие от Багиряна, родившегося в глухой армянской деревне, у Харитона не было кавказского акцента, и неудивительно, если учесть, что вырос он во Владикавказе. Багирян был старше, менее удачлив, но назвать его плохим командиром не осмелился бы никто. И войну в горах он знал не хуже Даурова. — Э, — продолжал капитан Багирян. — Все мы знаем про этого Мохтат-жопа, да. Гад он страшный. Собакам вешает торбы с тротилом и пускает вперед! Местное население вообще не уважает! Если бы можно было, привязал бы торбы женчинам и детям и пустил их в расход! Скатына! — Багирян красноречиво взмахнул рукой. — В общем, я говорил тут с комбригом… — Багирян многозначительно поднял указательный палец. — Нам ка-тэ-гарически приказано сохранять местное население. Но еще важнее уничтожить банду Мохтат-шаха! Здесь, на этом месте! Если местное население при этом… э… слегка пострадает, нам это простят. Если Мохтат-жоп уйдет, нам не простит никто. Все понимаете?