— Где я? — спросила Элин по-исландски. Голос ее прозвучал еле слышно, и все же Вик узнал его. Точная копия хрустального, соблазнительного голоска Сауле.
— Меня зовут Виктор. — Вик поднялся на ноги. — Сейчас ты в Норвегии, в две тысячи пятом году от Рождества Христова. В моем доме. На левом берегу Нурфьорда.
— Как я сюда попала?
— Тебя принес на руках Игнат Нефедов. Вытащил из линзы.
— Вот это да! Сам Игнасиус?
— Что значит «сам»?
— Игнасиус — великий человек, — тихо сообщила Элин. — Это легенда в мире странников.
— Вот оно как… А я все думаю, почему он так нагло себя вел…
— Перестань. А то Игнасиус рассердится…
— Рассердится он, как же, — проворчал Вик. — Я даже в морду ему собрался дать, только он предупредил, что руки распускать не стоит.
Лена дотронулась до своей головы, обмотанной бинтами, провела по ней длиннющими пальцами.
— Это он меня лечил? Игнасиус?
— Ага. Я вообще-то сам врач, но он не дал мне до тебя дотронуться.
— Мне кажется, я умерла. Игнасиус вернул меня с того света.
— В принципе, так оно и есть. Твоя голова была проломлена в трех местах, если не больше.
— Они били меня каменным молотом по голове…
— Кто?
— Хансенги.
— Боюсь, это слово ни о чем мне не говорит.
— Это такое племя. Дикари и сволочи…
— Исландцы?
— Нет, норманны. В смысле, норвежцы.
— Где они живут?
— Жили. Сотни лет назад. Скорее всего, на том самом месте, где сейчас стоит твой дом.
— И как ты сюда попала?
— Ты же сам сказал: Игнасиус протащил меня через временную линзу. Извини, я знаю об этом гораздо меньше тебя, поскольку была в полной отключке.
— Ты была почти трупом, — сообщил Вик. — За тобой выбежало пятеро бородатых блондинов совершенно кретинского вида. Двое были с луками, и мне пришлось пристрелить их сразу. Еще одному я качественно сломал череп. А потом пинками загнал тех, кто зачем-то захотел жить, обратно в линзу.
— Так это ты меня спас?
— Мы спасли тебя вдвоем, вместе с Игнашкой.
— Игнасиусом!
— Хорошо, пусть будет так.
— Спасибо…
— Не за что, всегда пожалуйста. А сейчас, Элин, я разрежу твои бинты и посмотрю, насколько велик лекарь Игнасиус. Я врач, хирург, могу даже диплом показать — он где-то в кладовке завалялся. Правда, он на русском, и вряд ли ты его поймешь.
— Я знаю этот язык, — четко по-русски произнесла Лена. — Говорю плохо, но читать знаю. Всего это… Толстого зачитала. Ты — русский, Виктор?
— Откуда ты знаешь русский? Ах да, ты же странница, полиглот. Ну и славно. Я литовец, но на самом деле наполовину норвежец и на четверть русский. Выбирай, что тебе больше нравится.
— Почему у тебя коричневая борода и белые волосы?
— Борода крашеная. А волосы натуральные, но сейчас зима и мне лень с ними возиться — просто под шапку прячу.
— Ты от кого-то скрываешься?
— Еще как скрываюсь. Много лет.
— От кого? — Элин перескочила с русского на исландский, потом на норвежский, и Торвик не заметил этого перехода. Похоже, если безумный странник Игнат врал, то не во всем. Элин говорила не на каком-то определенном языке. Она говорила на смеси языков — тевтонских, скандинавских и славянских. И Вик вдруг с изумлением обнаружил, что говорит на такой же смеси.
— От Лотара.
— Эйзентрегера?
— Да, от него.
— Черт! — Лена резко села на кровати и хлопнула по лосиной шкуре здоровой правой рукой. — И сколько лет ты бегаешь от него?
— Года четыре. Может, больше.
— Ох… да ты настоящий герой! Я сейчас влюблюсь в тебя по уши.
— Не возражаю нисколько, — заявил Вик. — Только вот Игнат объяснил мне, что ты — холодная ледышка. Я даже боюсь подойти и срезать с тебя бинты, не то что сделать интимное предложение…
— Сделай немедленно.
— Нет, Лена. Допустим, сделаю. Допустим, ты согласишься. А во мне центнер с гаком тяжелых мышц. Я же раздавлю тебя, как цыпленка. Нет, так нельзя. Я в первую очередь врач, а мужчина — в очередь вторую. Я разрежу твои бинты и посмотрю, что под ними. Может, там все так плохо, что не любить тебя, а сразу хоронить. Если с тобой все нормально, я отправлю тебя под душ, потому что воняет от тебя, извини, едва выносимо.
— У тебя есть душ?
— Есть. Душевая кабина. Горячую воду гарантирую.
— Тогда режь быстрее.
Виктор разрезал бинты на Элин. Начал с головы, потому что та беспокоила его больше всего. Как и полагал Вик, прелестная головушка Лены была клочковато обрезана Игнатом — где-то зияли проплешины до кожи, где-то росли рыжие пряди сантиметров тридцати длиной.