На всем острове было лишь три жалких хижины; одна из них пустовала, когда я прибыл. Эту хижину я и снял. В ней было всего две комнаты, и она являла чрезвычайно убогий вид. Соломенная крыша провалилась, стены были не оштукатурены, а дверь сорвана с петель. Я распорядился починить хижину, купил кое-какую обстановку и вступил во владение; эти обстоятельства должны были, безусловно, удивить здешних обитателей, если бы все их мысли не были притуплены жалкой бедностью. Как бы то ни было, я жил, не опасаясь любопытных взглядов и помех и едва получая благодарность за пищу и одежду, которые раздавал, – до такой степени лишения заглушают в людях простейшие чувства».
Но вскоре в судьбах обеих девушек наступила резкая перемена. Умерла самая старшая замужняя сестра Изабеллы, Маргарет, и вдовец, 48-летний Дэвид Бусс, приехавший в дом Бакстеров, посватался к Изабелле. Некоторые биографы Мэри Годвин считают, что сначала он остановил свой выбор на ней и даже ездил в Лондон просить ее руки у Годвина, но, получив отказ – вероятно, потому, что Годвин считал Мэри слишком юной для замужества, – окончательно остановился на свояченице. Так это или нет, точно не известно, но в марте Изабелла была помолвлена с Джоном, а Мэри вернулась в Лондон. Исследователи считают, что ни Бакстеры, ни Джон не были настолько состоятельны, чтобы речь могла идти о каких-то меркантильных соображениях. Бакстеры к тому же сильно рисковали, заключая эту помолвку: несмотря на то, что браки с несколькими братьями и сестрами описаны в Библии, гласситы их не одобряли. Они считали, что сестра жены становится сестрой мужу, и союз между ними невозможен. Бакстеры оказались под угрозой исключения из общины. К счастью, гласситы из Данди были достаточно благоразумны, чтобы закрыть глаза на этот грех, и Изабелла впоследствии стала почтенной шотландской матроной.
Слеток
Итак, в марте Мэри возвращается в Лондон, а в мае возобновляет знакомство с Шелли. Он помогает ее отцу в его издательских проектах советами, а главное – деньгами, и часто бывает дома у Годвинов. Влечение Перси и Мэри взаимно, и события развиваются стремительно. 27 июня Мэри приводит Шелли на могилу своей матери на кладбище рядом с церковью Сент-Панкрас, и там они признаются друг другу в любви.
Мэри, вдохновленная романтической историей своей подруги Изабеллы, очень решительна и не испытывает сомнений. Позже Шелли напишет другу: «С самого начала меня снедало страстное желание завладеть этим бесценным сокровищем. Но чувство мое к ней, в природе которого я сам себе не сознавался, принимало разные обличья. Я пробовал не сознаваться в нем и Мэри, но напрасно. Я колебался, ни на что не мог решиться, мне было страшно преступить лежащий на мне долг, и я не в силах был понять, что есть граница между злом и сумасшествием, при коем жертва превращается в идиотическое расточительство. Но разум Мэри освещен был духом, который видит правду, – она не оскорбила моих чувств каким-либо пошлейшим предрассудком, который мог бы омрачить их чистоту и святость. Не передать словами, какой она была, когда развеивала все мои сомнения, и в еще более высокую минуту, когда вручила себя мне, давно ей втайне принадлежавшему. Изобразить это не в силах человеческих, довольно лишь сказать, что, будучи мне другом, ты можешь за меня порадоваться, ибо она моя – я обладаю неотъемлемым сокровищем, которое искал и наконец обрел».
Дом (слева) в Самерстауне (Лондон), в котором родилась и провела первые годы жизни Мэри Шелли. Художник – Джозеф Свейн. 1850 г.
28 июля в четыре часа утра Шелли в нанятой карете подъезжает к дому Годвина. Мэри тайком спускается к нему, влюбленные обнимаются. Мэри говорит, что должна вернуться и кое-что захватить. Она уходит, и Шелли проводит едва ли не самые мучительные пятнадцать минут в своей жизни. «Я ощущал, что мы рискуем жизнью и надеждой», – позже напишет он. Но вот Мэри возвращается, на этот раз ее сопровождает Джейн. Оказывается, ей тоже не хочется оставаться в родительском доме. На споры нет времени, Шелли согласен на все, если этого хочет Мэри. Беглецы садятся в экипаж и спешат прочь из Лондона по дуврской дороге.