Италия – путь утрат
Клару и Аллегру, а позже – Уильяма, сгубил нездоровый итальянский климат, достаточно жаркий и влажный для того, чтобы там было вольготно любой заразе. Но для образованного европейца Италия представлялась страной-сказкой, где под ослепительно-синими небесами простираются самые романтические пейзажи, а под сенью древних палаццо и церквей собраны великие сокровища культуры.
Мэри и Перси побудил к отъезду прежде всего страх попасть в долговую тюрьму. Во-вторых, их гнала в путь надежда, что здоровье Перси, изрядно «расклеившегося» в слякотную английскую зиму, в теплом климате поправится. Но, конечно же, они мечтали увидеть своими глазами все те памятники античности и Ренессанса, которыми грезили с самого детства. Трудно сказать, чего в их затянувшемся путешествии было больше: погони за впечатлениями или тщетных попыток убежать от судьбы.
Они тронулись в путь 12 марта 1818 года «в чудесную погоду и с добрыми намерениями», – как напишет Мэри в прощальном письме. Они побывали на живописных берегах озера Комо – третьего по величине в Италии и одного из самых глубоких в Европе, с водой удивительно насыщенного ярко-синего цвета. Оно окружено невысокими горами и густыми широколиственными лесами, где под сенью раскидистых каштанов зеленеют мирт и олеандр, а рядом шумят на ветру лавровые и оливковые рощи, в садах растут гранатовые деревья и инжир. Путешественникам хотелось остаться здесь подольше, но цены на аренду жилья на берегах озера были – и остаются по сей день – очень высокими. И семейство двинулось дальше.
Отдохнув два месяца в провинциальном итальянском городке Бани-ди-Лукка, прославленном своими горячими источниками, они поехали в Венецию, где Байрон наслаждался любовью прекрасной итальянки Терезы Гвиччиолли. Шелли хотел добиться для Клер возможности увидеться с дочерью. В Венеции умерла маленькая Клара.
В ноябре того же года Шелли переехали в Неаполь, осмотрев по пути мыс Цирцеи – гору, ограничивающую с севера Гаэтанский залив, где, по преданию, жила волшебница Цирцея, превращавшая мужчин в свиней, посетили храмы Юпитера и Аполлона и гробницу Цицерона. Мэри делала вид, что утешилась, чтобы не напоминать лишний раз спутникам о своем несчастье. Она даже начала писать второй роман, «Матильда», и громоздила в нем ужасы на ужасы, убийство на кровосмешение, по-видимому, вовсе не вдохновляясь сюжетом. При ее жизни «Матильда» никогда не издавалась.
В феврале 1819 года они едут в Рим, где Клер начинает брать уроки пения, а Мэри – рисования. Вечный город покорил путешественников. «Мне кажется, что вся моя прежняя жизнь была пуста и лишь сейчас я начинаю жить», – пишет Мэри в Англию. «Яркое голубое небо Рима, влияние пробуждающейся весны, такой могучей в этом божественном климате, и новая жизнь, которой она опьяняет душу…» – вторит ей Шелли. Но летом малярия, пришедшая с болот, берет свою страшную дань – 7 июня умирает Уильям.
Клара Мэри Джейн Клермонт (1798–1879), или Клэр Клермонт, как ее обычно называли, была сводной сестрой писательницы Мэри Шелли и матерью дочери лорда Байрона Аллегры.
Художник – Амелия Карран. 1819 г.
Мэри снова была беременна, но больше не позволяла себе надеяться – ведь терять надежду так больно. Годвин в письмах призывал ее крепиться, Шелли в стихах просил не покидать его, но у Мэри уже не осталось сил. Она погрузилась в скорбь.
Новая жизнь
Перси Флоренс Шелли родился 12 ноября 1819 года во Флоренции. Мэри снова впряглась в материнские заботы.
Когда-то во «Франкенштейне» она описывала семью Виктора как идеальных родителей, на которых сама хотела равняться. «Как ни были они привязаны друг к другу, у них оставался еще неисчерпаемый запас любви, изливавшейся на меня, – писала она. – Нежные ласки матери, добрый взгляд и улыбки отца – таковы мои первые воспоминания. Я был их игрушкой и их божком, и еще лучше того – их ребенком, невинным и беспомощным созданием, посланным небесами, чтобы научить добру; они держали мою судьбу в своих руках, могли сделать счастливым или несчастным, смотря по тому, как они выполнят свой долг в отношении меня. При столь глубоком понимании своих обязанностей перед существом, которому они дали жизнь, при деятельной доброте, отличавшей их обоих, можно представить себе, что, хотя я в младенчестве ежечасно получал уроки терпения, милосердия и сдержанности, мной руководили так мягко, что все казалось мне удовольствием».
Теперь она уже не тешит себя надеждой стать идеальной матерью, но старается радоваться каждому дню, который проводит с ребенком, не загадывая на будущее. «Крошечный мальчик стал в три раза больше, чем был при рождении, развивается он прекрасно, плачет нечасто, а сейчас спит крепчайшим сном, усердно смежив глазки, в которых отражается его душа».