Встречи завершились 29 марта 1941 года. Верховный главнокомандующий не определил, как он относится к достигнутым на них соглашениям, ни в момент завершения встреч, ни по прошествии нескольких месяцев. В отличие от Гитлера, стремившегося захватить стратегическую инициативу и старательно подвергавшего своих генералов идеологической накачке, Рузвельт оставался необычайно пассивным. Весной 1941 года флот и армия США ориентировались на стратегию, выработанную главным образом военными лидерами, — многие из них стремились преднамеренно исключить из нее политические и дипломатические вопросы на том основании, что они касаются штатских. Между военными и политическими стратегами не было тесного сотрудничества в рамках разобщенной системы принятия решений, которой придерживался Рузвельт. Почти нет свидетельств, что когда-либо рассматривалось всерьез использование стратегического потенциала, содержащегося в «приоритете Тихого океана», например основательного повышения обороноспособности националистического Китая. Основной упор сделан на решение о концентрации военных усилий сначала против слабых стран, а затем уже против Германии. «Приоритет Атлантики» — стратегия вынужденная, продиктована в основном военными соображениями.
Рузвельт следовал простому политическому курсу: оказывать помощь Англии, нуждающейся в военных поставках. Этот курс, часть исторического наследия англо-американского партнерства, — реальное средство противодействия устремлениям Гитлера на Западе. Проведение его не рождало особых проблем, поскольку две страны привыкли сотрудничать друг с другом. Он соответствовал темпераменту Рузвельта, отвечал нуждам и потребностям англичан и имел собственную инерцию. Однако курс этот имел мало общего с большой стратегией, учитывающей глобальное соотношение сил в дипломатической, политической, экономической, а также военной сферах, как потенциальное, так и существующее. Он отнюдь не исходил из осознанного противопоставления политической и военной альтернатив и делал больший упор на прагматические средства достижения военной победы — или по меньшей мере на предотвращение победы стран «Оси», — чем на ведение долговременной войны и послевоенные задачи обеспечения Соединенными Штатами своей безопасности.
Более того, наметки стратегии содержали негативный аспект: объединенные военные и политические усилия США и Англии предпринимаются лишь в том случае, если США втянуты в войну против своей воли. Эта стратегия направлена не на ведение войны или обеспечение мира, а на ожидание войны (исключая, конечно, военные поставки Англии и акции оборонительного характера в Атлантике). Пока президент не желает и не может вмешаться в войну — а он действительно не желал, — его стратегия малопродуктивна. Все это Гитлер учитывал, и именно от его решения зависело, приведется ли вообще в действие стратегия Рузвельта.
Мощные удары Гитлера в апреле по Греции, Югославии и в Северной Африке прозвучали в Вашингтоне как удары пожарного колокола. Возникли серьезные сомнения в способности Англии вести войну вообще. Снова показалось, что англичане могут демонстрировать военное искусство лишь в операциях, связанных с отступлением и эвакуацией. На поверхность всплыли старые разногласия. Ряд военных настаивали на ведении войны в глобальном масштабе, другие — на защите Западного полушария, третьи напоминали о проблемах, возникавших в отношениях с англичанами во время Первой мировой войны. Что Англия выстоит, верили немногие. Казалось, Лондон на краю пропасти. «Все ощущали себя в кошмарной обстановке, — писал позднее Гарриман Гопкинсу, — над каждым навис дамоклов меч».
Президент использовал любую возможность помочь Англии: разрешил англичанам ремонтировать корабли в американских доках, готовить пилотов на американских аэродромах; предоставил Королевскому флоту 10 сторожевых кораблей; расширил американскую зону патрулирования ВМС в Атлантике, включив в нее Гренландию и африканский выступ; объявил о заключении долго вынашивавшегося соглашения с датским министром, ставящего Гренландию под временный контроль США и разрешающего строить на острове американские военные базы.
Внешне Рузвельт сохранял обычный бодрый вид. Пятнадцатого апреля, во время чрезвычайных и тревожных совещаний по проблемам Англии, устроил пресс-конференцию, вызвавшую гомерический хохот. Открыл он ее упоминанием о «милом совпадении»: в первый перечень поставок по ленд-лизу включены садовые шланги — настоящие пожарные шланги, уточнил президент, когда хохот стих. Последовал вопрос, будут ли Гопкинсу оплачиваться его новые обязанности по программе ленд-лиза.
— Разумеется. Он же демократ! Глупый вопрос.
Именно это я говорил как-то Билли Кнудсену, — продолжал президент. — Когда число списков людей, занятых ленд-лизом за мизерную плату, достигло четверых или, кажется, пяти, оказалось, что в них включены одни республиканцы, за исключением парня, окончившего в прошлом июне Йельский университет и никогда не голосовавшего. Я спросил: «Билл, ты не мог бы поискать для включения в эти списки демократа, чтобы он согласился работать за мизерную плату?» Он ответил: «Я обыскал всю страну. Не нашлось ни одного демократа, достаточно богатого, чтобы работать за доллар в год». В ответ на байки Рузвельта репортеры снова и снова покатывались со смеху. Замолкли они под впечатлением рассказа президента — тот углубился в исторические подробности, касавшиеся Дании и Гренландии.
На самом деле Рузвельт был крайне озабочен положением Англии, тем более что чувствовал свою беспомощность существенным образом повлиять своим вмешательством на войну. Он попросил Маршалла и Старка оценить ближневосточную ситуацию на случай эвакуации британских войск из Восточного Средиземноморья. Необъяснимым образом послал Черчиллю длинную телеграмму, которая привела премьер-министра в недоумение, но явно имела целью утешить его, на случай если он начнет вывод войск с Ближнего Востока.
Из всех проявлений глобального кризиса самое острое приходилось на Атлантику. С удлинением дней потери грузовых судов и кораблей снова резко возросли. Атлантику терроризировали германские линкоры «Шарнхорст» и «Гнайзенау», а немецкие подводные лодки стали применять в нападениях на транспортные суда новую тактику «волчьей стаи». В начале апреля, в одну из зловещих ночей, конвой потерял 10 из 22 кораблей. Атлантика становилась основным театром боевых действий, требовавшим быстрого и решительного вмешательства Америки. Черчилль молил о помощи. Но что Рузвельт мог сделать?
В течение нескольких месяцев президент менял тактику в вопросе защиты британских конвоев. Администрация уже давно дала санкцию на патрулирование Атлантики военными кораблями и авиацией с целью наблюдать за передвижениями рейдеров стран «Оси» и докладывать по инстанции, даже делилась этой информацией с англичанами. Но эскорт конвоев военными кораблями представлял собой гораздо более серьезную проблему. Предполагалось, что эскортами атакуются корабли и подводные лодки стран «Оси»; именно поэтому Черчилль добивался от Рузвельта скорейшего перехода от патрулирования к эскорту конвоев. Президент понимал всю сложность проблемы. В январе он отвечал репортерам в такой манере, словно желал обезоружить своих критиков:
— Очевидно, когда конвои кораблей под тем или иным флагом проходят через акваторию боевых действий, полагаясь на счастливый случай, вполне возможны атаки на них противника. Уверен, что такие атаки обязательно будут, а это почти война, не так ли?
Репортеры кивали в знак согласия. Тогда президент продолжал:
— Вы понимаете, что это последнее, о чем мы думаем. Предприми мы что-либо в плане эскорта, придется отвечать на атаки.
В последующие недели Стимсон, Нокс и Старк добивались от Рузвельта предоставления боевых эскортов для защиты британских конвоев. Президент по-прежнему уклонялся, ничего не решал. В то же время публично заявлял, что поставки по ленд-лизу удержат страну от вовлечения в войну.
После драматических событий весны многим казалось, что решение о боевом сопровождении судов нельзя откладывать. На встрече в Белом доме Стимсон, Нокс и теперь Гопкинс убеждали президента действовать скорее. Если флоту дать свободу действий, говорил Нокс, Атлантика «очистится от кораблей противника за тридцать дней». Но прямые действия в Атлантике требовали предварительной передислокации флота из Тихоокеанского региона, и это останавливало Рузвельта. Здесь вмешался Халл. Несколько дней он вел нескончаемые переговоры с японским послом Кичисобуро Номурой, который стремился создать более миролюбивый имидж Японии. Халл опасался, что Токио расценит передислокацию части флота из Тихого океана как признак ослабления там позиций США. Стимсон и Маршалл пытались доказать, что Гавайи неприступны, но президент высказал опасения, что Сингапур, Австралия и Голландская Ост-Индия станут уязвимыми без присутствия американского флота. Тщетно Стимсон убеждал его, что Англия защитит Сингапур, если США отправят подкрепления в Атлантику. Президент, поддерживаемый Халлом и осознающий, что среди самих военных нет единства, не соглашался пока ни на передислокацию флота, ни на эскорты в Атлантике.