Нокса и других представителей военной партии снова постигло разочарование. Почему шеф не примет прямо и открыто единственно логичное решение — о защите всех дружественных судов в Западной Атлантике? У шефа свои резоны. Его тревожили как выпады оппозиции в конгрессе, так и обстановка на Дальнем Востоке. Однако более всего он ожидал событий, которые подготовят страну к полномасштабному подключению к войне в Атлантике. Некоторые события мог создать сам президент, и самое значительное из них — оккупация Исландии.
Долго готовившаяся акция была сопряжена с рядом сложностей. Англичане захватили Исландию — этот, по оценке Черчилля, пистолет, нацеленный на Англию, США и Канаду, — после того как Германия оккупировала в 1940 году Данию, с которой Исландия состояла в унии. Английские и американские военные согласились в начале 1941 года, что в случае войны США защищают остров. Позднее Черчилль, опасавшийся нападения нацистов, выразил надежду, что Исландию возьмет под свой контроль Рузвельт, частично для высвобождения сил англичан, но главным образом для ускорения совместных операций ВМС двух стран по защите путей снабжения в Северной Атлантике. Президент должен действовать по приглашению премьер-министра Исландии, но этот джентльмен соглашался принять защиту США при условии, что его просьба к Вашингтону не поставит в неловкое положение правительство в Копенгагене, опекавшееся нацистами. Рузвельт терпеливо лавировал между приглашением и согласием на защиту острова. Седьмого июля он объявил, что американские корабли прибыли в Исландию в качестве подкрепления британскому флоту с последующим его замещением.
Несомненно, Рузвельт отдавал себе отчет в серьезных последствиях исландской акции. Семнадцатого июня адмирал Старк прислал Гопкинсу копию составленных им инструкций 1-й морской бригаде в связи с «операциями» в Исландии. Боевая задача: «Во взаимодействии с британским гарнизоном защищать Исландию от возможного нападения». Старк сообщил Гопкинсу, что хотел бы получить со стороны президента одобрение приказа, поскольку в нем так много «потенциально опасного». Было бы естественно, продолжал он, подчинить 4 тысячи американских солдат английскому командованию, как оно того желает, но генерал не имеет полномочий заходить так далеко. «Однако я, как видит президент, отдал приказ нашим войскам взаимодействовать с англичанами (в обороне английской военной базы). Я считаю, что это фактически акт войны». Старк получил то, чего хотел, — резолюцию под приказом: «О'кей. Ф.Д.Р.».
Американская оккупация Исландии, заявил в палате общин Черчилль, — событие «первостепенной политической и стратегической значимости», одно из знаковых событий войны. Поскольку большим американским и английским конвоям придется проходить через эти опасные воды, «смею утверждать, — продолжал он, — для ВМС двух стран будет весьма полезно взаимодействовать друг с другом...». Так все и происходило, но суть взаимодействия оставалась неясной. Каковы должны быть действия кораблей и авиации США в ходе «эскорта, прикрытия и патрулирования в зависимости от обстоятельств»? Получают ли они право атаковать противника первыми; на каком основании; какие объекты противника можно считать целями атак; или они должны сначала ждать атаки противника. Решающие события, казалось, зависели от смутных и мимолетных факторов — видимости в туманную погоду, способности поддерживать связь во время шторма, трактовки намерений противника молодыми командирами боевых кораблей, возможно ищущими боя.
Неопределенность мало беспокоила Рузвельта, который умел справляться со сложными ситуациями. Как минимум он добивался своей цели — помочь Англии в Северной Атлантике; как максимум исподволь бросал вызов нацистам на решающем фронте борьбы за Атлантику — фронте, который открыли сами нацисты, когда в начале весны распространили блокаду и зону боевых действий Германии вплоть до Исландии. Пока Рузвельт не отдавал приказа встречать огнем появление противника в пределах видимости; не санкционировал и открытый эскорт английских судов. Он предпочитал, чтобы подобные акции предпринимались от случая к случаю, пока не станут необходимыми в ходе битвы за Атлантику.
Если и существовал момент, когда Рузвельт сознательно переступал порог между помощью Англии ради воздержания от войны и помощью ей ради вступления в войну, то это июль 1941 года. Другие, включая Моргентау и Икеса, переступили этот порог гораздо раньше и более решительно. Ранее Рузвельт все еще придерживался тактики выжидания — теперь подталкивал события в направлении, усиливающем холодную войну в Атлантике и ведущем к кризису.
И все же его тактика зависела от стратегии Гитлера. А фюрер все еще не считал необходимым что-либо менять в своей стратегии. Несколько месяцев адмирал Редер, предчувствуя увеличение потока грузов, доставляемых в Англию через Атлантику, предлагал фюреру повысить уровень противоборства в регионе путем захвата Азорских островов, а также атак американских боевых и коммерческих кораблей либо посредством расширения боевой зоны. Желая спровоцировать Гитлера на более решительные действия, он составил список двадцати акций Вашингтона, выходивших за рамки политики страны, соблюдавшей нейтралитет, либо прямо враждебных Германии. Гитлер не отреагировал на это. Пока ведется наступление по плану «Барбаросса», указывал он Редеру, никаких провокационных инцидентов, которые подтолкнули бы Рузвельта к вступлению в войну, быть не должно. Гитлер не только отказывался усилить конфронтацию, но даже стремился снизить ее уровень. Он потребовал от Редера принять меры для исключения атак на американские суда, даже по ошибке. Чтобы не было случаев, добавил фюрер, когда нужно вызывать командира подводной лодки отчитываться за честную ошибку.
Гитлером двигало отнюдь не великодушие. Он резервировал возможность, как объяснял Редеру, серьезно заняться Соединенными Штатами после разгрома России. Пока адмирал пусть сдерживает воинственность командиров своих кораблей-рейдеров и подводных лодок. Надо не давать Рузвельту повода для вступления в войну.
В то время как в начале лета 1941 года Гитлер сосредоточился на России и оказывал меньше внимания военным действиям в Атлантике, Рузвельт сосредоточился на Атлантике и оказывал меньше внимания Тихоокеанскому региону. Гитлер стремился избежать столкновений с Соединенными Штатами, пока занимался Россией; Рузвельт стремился избежать столкновений с Японией, пока занимался Германией в Атлантике. Черчилль зациклился на разгроме Германии, не имея ясного представления, как это сделать. А Япония — ее раздирали сомнения, куда направить экспансию, на север или на юг, — сосредоточилась на Китае. Таковы в начале лета 1941 года основные посылы главных противников; но тяжело раскачивавшуюся конструкцию глобальных стратегий могло вывести из равновесия действие менее значительных факторов.
Рузвельт понимал, что вести войну в Атлантике и поддерживать мир в Тихоокеанском регионе непросто. Оба фронта связаны бесчисленными нитями: надеждами Гитлера на выступление Японии против России, ставкой Токио на восточный поход Гитлера, интересами и обязательствами Англии на востоке, непрочной властью режима Виши в Индокитае, голландским присутствием в Ост-Индии. Ко всему этому примешивались интересы менее значительных стран. Президенту приходилось прикидывать, в какой степени эти факторы влияли на сложный и постоянно менявшийся баланс сил и стратегий. Один удар мог привести всю хрупкую конструкцию в движение, но в каком направлении произойдет это движение, ни президент, ни какой-либо другой лидер предвосхитить не могли. Ему приходилось учитывать также активность внутренних сил в каждой стране: соперничество в Токио между дипломатами и военными, армией и флотом, внутри самих ВМС; степень усталости и дезорганизованности армий Чан Кайши; разногласия представителей режима Виши относительно борьбы за сохранение контроля над Индокитаем. Кроме того, надо учитывать противоречия различных сил в своей стране: внутри конгресса, администрации, Государственного департамента и даже внутри Белого дома, а также среди различных групп населения — его избирателей.
Это мелочи в глобальном раскладе сил середины 1941 года, но Рузвельт не воспринимал их в рамках систематизированной логической структуры. Он предпочитал иметь дело с ситуациями по мере их возникновения, выделяя из запутанного клубка событий проблему каждого дня, обдумывая, прослеживая ее связь с более крупными проблемами, но не пытаясь рассматривать их во всеобщей связи. Он не стремился прослыть великим стратегом. Говоря как-то репортерам, что страна еще не совершила того, что требуется, не без удовольствия процитировал приводимые Сандбургом замечания Линкольна, обращенные в 1862 году к его посетителям. Люди, говорил Линкольн, «не прониклись решимостью сражаться в этой войне до конца, потому что вбили себе в голову, что мы собираемся покончить с войной при помощи некой стратегии! Стратегия — всего лишь слово...».