В конце концов дело дошло до президента. Разъяренный (что с ним бывало редко) Рузвельт распорядился ликвидировать то подразделение контрразведки, которое на основании данных, полученных путем установки подслушивающих устройств, вскрытия писем и, главное, собственных домыслов обвинило его жену в действиях, которые она никак не могла совершить{670}. Франклин был выше каких-либо подозрений в адрес супруги и действовал во имя сохранения ее достоинства, а значит, и своей собственной чести.
Но когда Элеонора, выезжая за пределы Вашингтона, беспокоила мужа по мелочам, это вызывало его раздражение. Однажды он получил от жены гневное письмо по поводу того, что в каком-то почтовом отделении города Атланты существуют отдельные туалеты для белых и черных. Рузвельт, немало сделавший для уменьшения сегрегации, понимал, что одним ударом ликвидировать ее невозможно. На это письмо он ответил, что лучше бы супруга обращала больше внимания на хозяйственные дела, например на то, какую еду подают в Белом доме: шесть раз в неделю его кормили куриным мясом, а после выражения им недовольства стали давать на обед баранину — также шесть дней в неделю. Правда, смягчая раздражение, Франклин тут же переходил на шутливый тон, который, однако, не мог скрыть его истинных чувств: «Я дошел до такого состояния, что мой желудок явно бунтует, и это никак не помогает моим отношениям с другими странами. Я сегодня укусил двух [их представителей]»{671}. Недовольство Рузвельта кухней Белого дома не было показным. При всей своей непритязательности он даже кофе варил себе сам, убеждая Эллиота, что прислуга не умеет готовить его как следует{672}.
Примерно таким же был результат, когда Элеонора вступилась за троих младших офицеров. Лишенные нашивок по решению квалификационной комиссии, установившей их служебное несоответствие, они нашли какие-то обходные пути, чтобы привлечь к себе внимание миссис Рузвельт. Та, в свою очередь, написала военному министру Стимсону, призывая его лично разобраться в этом деле. Чтобы не портить отношений с супругой президента, министр так и поступил. Убедившись в справедливости решения о дисквалификации, он затем заявил «пострадавшим»: «Если кто-либо узнает, что три молодых человека смогли решить свои дела через задние двери Белого дома, с демократией в Соединенных Штатах будет покончено»{673}.
Любопытный портрет супруги президента содержался в стихотворении неизвестного автора «Леди Элеонора», сохраненном в рузвельтовском архиве:
Оценки, данные первой леди в этом нелицеприятном стихотворении, были не столь уж далеки от истины. Представляется, что Рузвельт, при всём своем теплом отношении к супруге, с годами стал всё больше уставать от ее невероятной активности.
Американцы в последний раз услышали голос президента по радио 6 января 1945 года. До его кончины оставалось 96 дней. Это было в известном смысле завещание Рузвельта, который говорил в основном о своих надеждах, связанных с послевоенным устройством мира, о сложностях перехода к мирной жизни, о решимости преодолеть их. Последними словами этого обращения были:
«Сегодня мы, американцы, вместе с нашими союзниками делаем историю. И я надеюсь, что это будет более светлая история, чем вся история прошлого.
Мы молимся о том, чтобы быть достойными тех безграничных возможностей, которые нам даровал Бог»{675}.