Все принятые меры несколько улучшили состояние здоровья Рузвельта и повысили его работоспособность. И всё же и врачи, и члены семьи, привыкшие к тому, что Франклин преодолевал недуги и просто плохое самочувствие мощной силой воли, не проявили достаточного внимания к его болезни. Особенно это касалось Элеоноры, которая была очень здоровой женщиной и никогда не воспринимала всерьез ни свои, ни чужие недомогания.
С лета 1941 года в Белом доме стала иногда бывать старая любовь Франклина Люси Мёрсер, в браке Рутерфёрд (она приезжала на свидания под конспиративным именем «миссис Джонсон»). Беседы с ней, воспоминания о прежних годах, о тайных встречах, казалось, вливали в Рузвельта эликсир молодости. Раньше Франклин обычно виделся с Люси за городом. Их свидания, как говорится, были секретом Полишинеля, но оба стремились соблюдать внешние приличия.
Между встречами Франклин и Люси переписывались. Рузвельт писал об Уорм-Спрингс, о своих надеждах на выздоровление после полиомиелита, о стремлении помочь в организации лечения больных детей. Он рассказывал любимой женщине о своих поездках и впечатлениях. Нередко его письма с сообщением маршрутов передвижения являлись тайными приглашениями на свидания{678}.
Лояльное отношение Элеоноры к этим встречам позволило отказаться от ханжества. Однажды Франклин спросил дочь Анну, не будет ли она возражать против присутствия на обеде его «старой приятельницы». Чуть поколебавшись, та ответила согласием{679}. Это окончательно «узаконило» регулярные свидания с Люси в Белом доме и за его пределами.
Посредницей стала секретарша Рузвельта Грейс Тулли, с которой Люси договаривалась о посещении Белого дома. В архиве Грейс сохранились несколько писем Люси, невинных по форме, но совершенно недвусмысленно показывающих, что за ними должны были последовать свидания{680}.
Франклин считал, что Люси так же обворожительна, как и 25 лет назад, когда завязался их бурный роман. Сохранению нежных отношений, вероятно, способствовало и то, что она ни на что, кроме встреч, не претендовала и не вмешивалась в дела высокопоставленного возлюбленного, который говорил с ней исключительно об общих знакомых, о прошлом, о циркулировавших сплетнях и слухах и других подобных мелочах.
Как-то в Белом доме побывала и единственная дочь Люси — Барбара. Она пообедала с Франклином, долго с ним разговаривала. После этой встречи растроганный Рузвельт написал Люси, какой замечательный у нее ребенок — «именно такой, какого ожидал встретить»{681}. Эти слова звучат несколько загадочно — не думал ли он, что Барбара — его дочь?
В июле 1944 года Рузвельт посетил Гавайи. Эта поездка была продолжением инспекции, которая перед этим проводилась на территории США; но президент использовал ее и для поднятия боевого духа американских солдат, и для повышения собственной популярности перед выборами, для чего необходимо было продемонстрировать избирателям как минимум удовлетворительное состояние здоровья. На этот раз путешествие совершалось морем на крейсере «Балтимор». Само включение архипелага в маршрут инспекционной поездки свидетельствовало о том, что Рузвельт рассматривал его как составную часть территории США.
Здесь шли консультации о дальнейших действиях против Японии. Верх одержал командующий американскими вооруженными силами в регионе генерал Дуглас Макартур, настоявший на проведении операции в районе Филиппин, которые Рузвельт первоначально предполагал обогнуть и сначала нанести удар по китайскому острову Формоза (Тайвань).
Встреча с Макартуром была нелегкой. Талантливый и весьма амбициозный генерал с авантюристической жилкой и политическими претензиями, почему его называли «американским Наполеоном», еще президентом Гувером был назначен начальником штаба сухопутной армии США, и Рузвельт сохранил за ним этот пост. Однако семейный скандал, облетевший всю американскую прессу, судебный иск, поданный Макартуром против журналиста Дрю Пирсона (тот опубликовал интервью с бывшей женой генерала, назвавшей его импотентом в таких циничных и непристойных выражениях, что их просто стыдно повторять), внезапное прекращение этого дела, опять-таки по скандальной причине (на этот раз таковой была его амурная авантюра с некой восточной ресторанной певицей), вызвали гнев президента. К этому прибавились некомпетентные и грубые высказывания Макартура по поводу «Нового курса». В результате, уволенный в 1935 году, он принял предложение правительства Филиппин и стал вначале советником, а позже главнокомандующим (фельдмаршалом) филиппинской армией.