ТРИУМФ И ТРАГЕДИЯ
(1939–1955/65)
Едва ли кто-нибудь всерьез сомневался в том, что новая война вернет Черчилля в правительство. «Чем ближе становится угроза войны, тем больше шансов появляется у Уинстона, и наоборот», — записал Невилл Чемберлен летом 1939 года в своем дневнике, и 3 сентября, в день объявления войны, два таких разных человека, как Дэвид Ллойд Джордж и Стэнли Болдуин, пришли к общему мнению, что «Уинстон получил свою войну», что это «война Уинстона». Само собой разумеется, при этом речь шла не о «виновности», скорее отмечалось своеобразное отношение Черчилля к войне, его готовность воспринять военный конфликт, проводивший четкую линию между фронтами и «делавший вещи такими простыми». Этим объяснялся и его собственный конфликт или противостояние с теми, кто в 30-е годы должен был отвечать за британскую политику и для которых война в действительности была «ultima ratio» — «последней возможностью». Черчилль внес в переданное ему сразу же с началом войны министерство морского флота не только богатство его солидного опыта, не только компетентность «умудренного государственного деятеля» 65 лет, который уже четверть века проводил здесь весьма ценную работу, но и неизменное воодушевление новой задачей, нескрываемое стремление к приключениям после долгих лет вынужденного «безделья», безграничную жажду деятельности и такой же юношеский оптимизм. Хотя его заветной идее о «Великом альянсе», имеющем «огромное влияние», которую он вынашивал долгие годы, не суждено было осуществиться, а заключение пакта Гитлера — Сталина полностью уничтожило ее, он ни на одно мгновение не терял веры в победу. Уже в день вступления в войну он заявил в своей речи в нижней палате: «Мы можем быть уверены, что задача, которую мы добровольно на себя взяли, не превышает сил и возможностей мировой Британской империи и Французской Республики»; а два месяца спустя он говорил: «Я уверен, что нам предстоят большие потрясения; но у меня есть твердое убеждение, что Германия, которая сегодня напала на всех нас, является далеко не таким мощным и хорошо организованным государственным устройством, как то, которое 21 год назад государства-союзники и Соединенные Штаты принудили просить о перемирии». То, в чем другие видели нечто желаемое и в чем они все же сомневались, он воспринимал как данность. Поэтому не следует удивляться тому, что уже в первые месяцы войны он вышел далеко за рамки роли первого лорда Адмиралтейства, что он — в парламенте и на радио — стал тотчас же голосом борющейся Англии, нации, которая для союзников и особенно для Соединенных Штатов стала живой гарантией того, что «Англия решительно настроена уничтожить Гитлера» («Лайф», 18.9.1939). Фактически в это время Черчилль взял на себя значительную часть пропагандистской войны против гитлеровской Германии, важная часть которой заключалась в передаче известий Адмиралтейства, основной задачей которого было противодействовать деморализации, вызванной бездеятельностью «сидячей войны», и поддерживать в военнослужащих боевой дух. В Германии он тотчас же был признан главным противником; уже непосредственно после начала войны Геббельс называл его не иначе, как «лживым лордом», утверждая, что Черчилль сам потопил пароход «Атения», имевший на борту и американских пассажиров (на самом деле этот пароход был ошибочно торпедирован немецкой подводной лодкой).
Обвинения в адрес первого лорда Адмиралтейства в причастности к катастрофе парохода «Атения» не смогли убедить никого ни в Англии, ни вне ее; его престиж возрос благодаря нескольким скандальным успехам, выпавшим на долю немецкого подводного флота, эффективность которого он раньше неоднократно преуменьшал. Вскоре обнаружилось, что так же, как и в 1914–1918 годах, в морской войне Германии не суждено снискать много лавров. Для открытого боя немецкий флот был очень слаб. Напротив, навязанная Великобританией морская блокада требовала быстрого совершенствования немецкого флота, и после того как немецкие заокеанские связи были прерваны, она отразилась на судоходстве нейтральных стран. Точно так же, как в 1914 году, Черчилль не мог ограничиться только деятельностью собственного ведомства, а хотел воздействовать на весь ход войны. Так, через неделю после начала войны он стал разрабатывать планы по вовлечению в нее Скандинавии, в том числе для блокирования Германии, требовал — получая от Линдемана все новые, часто противоречивые указания — участия Королевских ВВС в наступательных военных действиях, выступал за давление на нейтральные страны, в особенности на Норвегию, Швецию, Балканские государства и Турцию, с целью их присоединения к делу союзников. Нейтралитет, как он открыто подчеркивал, был сговором с преступником, который и сам не был готов уважать права нейтральных стран. По его указанию Королевский морской флот, в сущности, также не очень точно соблюдал свой нейтралитет, как это было, например, при вторжении эсминца «Коссак» в норвежские территориальные воды в связи с операцией «Альтмарк». В то время как большинство его предложений по разным причинам терпело неудачи, например, из-за сопротивления французов провокационному воздушному наступлению, которое могло бы вызвать ответный удар, советская зимняя кампания 1939/40 года против Финляндии дала Черчиллю желанную возможность подойти вплотную к осуществлению скандинавского проекта. Сегодня нет сомнения в том, что идея вмешательства Норвегии и Швеции в эту войну якобы для поддержки Финляндии — на самом деле она имела целью оккупацию шведских рудников и прекращение вывоза сырьевых руд, имевших для Германии решающее военное значение, — принадлежала только Черчиллю, который с большой настойчивостью проталкивал ее в Лондоне и Париже. Независимо от желания руководства германского военно-морского флота Гитлер не смог тогда решиться осуществить нападение на Скандинавию. После заключения мирного договора с Финляндией, ошеломившего и разочаровавшего Англию, эта операция в последнюю минуту сорвалась, но Англия не отказалась от нее полностью и после некоторого перерыва вновь вернулась к ней. Занявшись подготовкой к собственному наступлению, она чуть не просмотрела немецкую десантную операцию «Weseriibung» («Учения на Везере»). Как гром среди ясного неба 9 апреля 1940 года на Черчилля обрушилось известие, что Гитлер опередил его в Дании и Норвегии. Британско-французская экспедиция в Скандинавии окончилась провалом. Однако Королевскому морскому флоту позже все же удалось уничтожить значительную часть немецкого военного флота; вскоре выяснилось, что немецкая акция, решительно поддержанная авиацией, была спланирована лучше и проведена более тщательно. Лично для Черчилля поражение в Норвегии означало тяжелую неудачу в немалой степени потому, что здесь он опять слишком поспешно проявил оптимизм, считая наступление Гитлера на севере его «стратегической ошибкой». Когда британское поражение стало очевидным — если не принимать во внимание плацдарм Нарвик, — Черчилль стал обвинять во всем Видкуна Квислинга и его норвежских «предателей», которые совместно с Гитлером якобы «в течение многих месяцев планомерно готовили немецкое нападение, действуя заодно с немецкими захватчиками». И даже несмотря на то, что он перевел имя Квислинга в разряд пропагандистских понятий, все же не чувствовал себя в своей тарелке. Напротив, у него было впечатление, что он стоит перед новым Галлиполи, и еще в конце апреля начал задумываться о своем политическом будущем. Двумя неделями позже недовольство британской общественности закончилось: Черчиллю не грозила отставка — он был назначен премьер-министром.