На изображение истории второй мировой войны — что касается участия в ней Англии — до сих пор большое влияние оказывает монументальное сочинение Черчилля «Вторая мировая война», и лишь постепенно это изображение становится более объективным, более критичным. Кажется невозможным в настоящее время дать этой войне справедливую и взвешенную оценку. Все, что сейчас известно из документов и мемуарной литературы, указывает на то, что описание Черчилля страдает характерным недостатком, присущим почти всем его историческим трудам: желанием продолжать политику чисто писательскими средствами, приписать политическому актеру Черчиллю мысли, мотивы, и действия, которые историк Черчилль, оглядываясь назад и «Sub specie aeternitatis» («если смотреть на вещи с точки зрения вечности»), счел бы правильными и достойными.
Таким образом маскируются не только его ошибочные решения и суждения, но и вводятся новые измерения, которые должны соответствовать политику и историку всемирно-исторического масштаба. Однако уже сегодня можно со всей определенностью сказать, что Черчилль на вершине своей карьеры и политического влияния в принципе принял лишь одно всемирно-историческое решение, отказавшись от идеи компромиссного мира в июле 1940 года и выдержав до конца курс на полную победу «любой ценой». Оставим в стороне вопрос о том, насколько это решение было принято Черчиллем самостоятельно. Он имел постоянные связи с влиятельными кругами США, в поддержке которых не сомневался, к которым апеллировал во всех своих речах и в которых был так уверен, что уговорил своего французского коллегу по союзу Поля Рейно обратиться к президенту Рузвельту и просить его оказать помощь союзной державе, находившейся на пороге поражения. Истинные размеры этих взаимосвязей и взаимозависимости и сегодня трудно определить. Еще во время войны нижней палатой были сделаны запросы, касавшиеся секретной переписки с американским президентом, и было высказано довольно обоснованное предположение, что она в значительной степени способствовала вступлению Англии в войну. Непоколебимая уверенность Черчилля в победе и как следствие его решимость продолжать войну до полного уничтожения гитлеровской Германии способствовали принятию единственно правильного решения, значение которого трудно переоценить. С этого времени руководство миром переходит ог Европы к другим державам, которые были единственными, кто мог справиться с патовой ситуацией, в которой глубоко увязли обе основные силы, ведущие войну, — Германия и Англия. На этой наивысшей точке его политической карьеры заканчивается и личная история Уинстона Черчилля как одной из главных фигур в политической жизни Англии и всего мира.
События последующих лет являются «мировой историей», но уже не историей Черчилля, поэтому хотелось бы представить их в более общем виде. Каким образом Гитлер намеревался выйти из неожиданной для него патовой ситуации, сегодня всем известно; это было тогда известно и Черчиллю. Старая идея похода на восток под видом борьбы с большевизмом потерпела фиаско в конкретном «Плане Барбаросса». В противовес ему усилия Черчилля были направлены на создание «Великого альянса», который не давал ему покоя с середины тридцатых годов. Уже в июле 1940 года он направляет левого социалиста сэра Стаффорда Криппса в качестве специального посланника в Москву с важным поручением: предложить Советскому Союзу выйти из «противоестественного пакта» Гитлера — Сталина с обещаниями учесть его разумные территориальные притязания. Поскольку эта миссия была безуспешной, и посланник оказался в полном смысле слова перед закрытыми дверьми, Англия изменила свои планы и — согласно последним работам советских исследователей — решила поддержать Гитлера в его планах, используя, кроме всего, ложные агентурные донесения и несколько странно трактуемое «дело Гесса». Все это как будто подтверждало подозрения Англии о молчаливом взаимопонимании двух других сторон. Ясно лишь одно: Черчилль всеми силами способствовал открытию нового «восточного фронта» точно так же, как в 1940/41 году он пытался создать балканский фронт на территории Греции и Югославии. Успех, которого он добился здесь, был очень непродолжительным.