В действительности Рузвельт взошел на национальную сцену 4 марта 1933 года как носитель блага и покинул ее только после трехкратного переизбрания в 1936, 1940 и 1944 годах — до сих пор единственный феномен в американской истории — в связи со смертью 12 апреля 1945 года.
Рузвельт как бы за одну ночь изменил настроение нации, потому что он преобразовал фактическое положение президента и федерального правительства. В значительно большей степени, чем даже при Теодоре Рузвельте и Вудро Вильсоне, Белый дом стал энергетическим центром всей американской правительственной системы, источником новых идей, движущей силой торговли, мотором социальных преобразований, а вместе с этим, в представлении Рузвельта, он стал олицетворением общего благополучия. Для большей части населения правительство впервые стало составной частью их повседневной жизни, центральным пунктом ожиданий и надежд. С первого дня его президентства проявились динамика, экспериментирование и руководящая воля Рузвельта. Свою речь при вступлении в должность 4 марта 1933 года он превратил в демонстрацию своей решимости принимать меры сразу же и, в случае необходимости, действовать на основе особых законодательных полномочий, если конгресс на чрезвычайном заседании не примет необходимые меры. Рузвельт только слово «leadership»[6] произнес пять раз. Одновременно он попытался заверить американский народ, что тот не станет жертвой могущественного рока. Единственное, чего должна опасаться нация, так это самого страха.
И по истечении первых ста дней его президентства, ставших знаменитыми, когда Вашингтон чуть не взорвался от активной деятельности, а конгресс в рекордном темпе одобрил большинство законопроектов президента, несмотря на некоторые неуспехи, неслаженность некоторых мероприятий и на растущую оппозицию слева и справа, он все время был в действии, вплоть до 1938 года в борьбе за «Новый курс», а с 1939 года против «Оси Берлин — Рим» и Японии. Хотя два больших события, затрагивающих американскую систему 30-х и 40-х годов, — Великая депрессия и попытка Германии, Италии и Японии нарушить мировой статус-кво — давали ему шанс для действия (ни один политик не может создавать сам условия для своих действий), но одновременно требовались особые политические способности Рузвельта, чтобы использовать этот шанс и трансформировать президентскую должность.
«Roosevelt ran the show»[7] до границ своих возможностей, которые даны президенту на основании американской конституционной системы, потому что он после двадцатилетнего изучения виртуозно овладел всеми ее правилами игры, объединяя мессианизм Вильсона с сильной политикой и необходимым талантом наглядной агитации для политического выживания в условиях демократии американского образца. Он мог, по-видимому, без устали исполнять одновременно несколько ролей, что всегда запутывало современников и историков в поисках «истинного» Рузвельта. «Рузвельт — сложнейшее человеческое существо, которое я когда-либо встречала», — так писала в своих воспоминаниях единственная во всех кабинетах Рузвельта женщина,уминистр по социальным вопросам Френсис Перкинс.
Если считать правдой, что проба силы президента состоит в его способности навязать конгрессу свою волю, то Рузвельт выдержал этот экзамен, по меньшей мере в начале своего правления, с блеском. Как ни один президент до него, он вырвал у конгресса законодательную инициативу и расширил в этом смысле законодательную функцию президентского ведомства. Он наводнил Капитолий особыми посланиями и законопроектами, в случае необходимости использовал право вето по отношению к решениям конгресса, очаровывал депутатов и сенаторов в личных беседах, использовал возможности для патронажа учреждений, когда было необходимо, оказывал давление на конгресс с помощью общественного мнения.