Британская реакция на сентябрьский кризис в Чехословакии означала смертный приговор Испанской Республике. Негрин надеялся, что рост напряженности в Европе позволит республике встать в один ряд с западными демократиями. В этой связи он сделал продуманный жест, заявив, что выведет из Испании всех добровольцев, воюющих на стороне республиканцев. Франко разделял предположение Негрина о том, что начало войны в Европе поставит под угрозу победу националистов. Он допускал, что республике, вставшей на сторону Франции и России против Германии, хлынет поток помощи, а националистской Испании, на деле отрезанной от стран Оси, будет угрожать французская армия. Каудильо встревожило, что Гитлер провоцировал судетский кризис именно к этому времени, не подумав о проблемах испанских националистов. Теперь, затаив дыхание, Франко ждал исхода Мюнхенской встречи. Кабинет министров заседал беспрестанно. Даже Муссолини считал, что националисты упустили свой шанс на победу, и каудильо следует добиваться мира на компромиссных условиях59. Тупиковая ситуация на Эбро подрывала моральный дух националистов. К этому добавились опасения по поводу возможного французского вторжения в Каталонию, Страну Басков и Испанское Марокко. Это действительно было пугающей перспективой для слишком растянутых и разбросанных националистских войск60. Франко испытывал недоумение и обиду, не получая никакой информации из Берлина до самого подписания Мюнхенского соглашения. От этого он даже стал неважно себя чувствовать и не выезжал из своей арагонской штаб-квартиры61.
Но, хотя каудильо и казалось, что союзники предали его, он ничего не предпринимал, чтобы выразить свое отношение к международному конфликту вокруг Чехословакии, пока Лондон и Париж не спросили напрямую о позиции Франко. Британское И французское правительства хотели знать его планы на случай большой войны в Европе. Выражая настроения Франко, Хордана убеждал британского дипломатического агента в Бургосе сэра Роберта Ходжсона в том, что каудильо питает «самые теплые чувства симпатии к Англии» и желает успеха мирным инициативам Чемберлена. Хордана утверждал, что Франко не встанет на сторону Оси и намерен придерживаться строгого нейтралитета62. То же самое повторил в Лондоне представитель каудильо, англофил герцог Альба, попросив при этом, чтобы британский МИД убедил Францию уважать нейтралитет Испании в случае войны в Европе63.
Больше всего Франко беспокоило, чтобы ничто не мешало его войне в Испании. Вместе с тем он весьма опасался оттолкнуть союзников из стран Оси. Поэтому к немцам и итальянцам начала поступать информация, что каудильо глубоко сочувствует их делу и очень сожалеет, что националистская Испания еще недостаточно сильна и не может стать на их сторону64. Чано писал в своем дневнике: «Отвратительно! Этого достаточно, чтобы наши погибшие в Испании встали из гроба». Муссолини тоже отреагировал весьма бурно и даже заговорил о том, чтобы отозвать все итальянские войска из Испании, но быстро отошел65. Гитлера поразила неблагодарность Франко, но позже он сказал Герингу: «Это грязный трюк, но что еще могут сделать эти бедняги?»66
Боясь развязать войну с Гитлером, Чемберлен, по Мюнхенскому соглашению, по существу сдал ему 29 сентября Чехословакию67. Франко вздохнул с облегчением и немедленно послал Чемберлену «самые теплые поздравления в связи с увенчавшимися успехом усилиями по сохранению мира в Европе»68. Он, возможно, понял, как и Уинстон Черчилль, что Британия «потерпела поражение без войны»69. Конечно, каудильо поспешил послать поздравления и Гитлеру — не по поводу упрочения мира, а по случаю выгодного решения «германского судетского вопроса». Ему хотелось хоть как-то успокоить Рим и Берлин, которые были недовольны непозволительной, с их точки зрения, поспешностью, с какой он сделал заявление о нейтралитете. Мюнхен нанес сокрушительный удар по республике, поэтому не удивительно, что Франко лично выразил фон Штореру восхищение мюнхенским триумфом фюрера70. Вскоре после этого Франко распорядился начать клеветническую кампанию против американского президента Рузвельта и государственного секретаря Корделла Холла. Американский посол сделал вывод, что «франкистский режим враждебен Соединенным Штатам, их руководителям, их принципам и политике»71.