Холодное пренебрежение каудильо по отношению к маршалу Петэну во время вручения тем верительных грамот сказалось впоследствии: французский посол насмешливо отзывался о Франко. Во время одной из пышных церемоний, устроенных каудильо в Эскориале, слышали, как Петэн презрительно прокомментировал надпись на стене: «Я знаю, здесь запрещено не только курить, но и плевать»48. В начале июня 1939 года он сделал такую запись: «Рядом со своим свояком Дон-Кихотом генералиссимус обычно выглядит как Санчо Панса». Сэр Сэмюэл Хор (Ноаге) также отмечал этот контраст: «медленно думающий и медленно двигающийся» Франко и Серрано — «быстрый как стрела в словах и делах». Между тем Петэн размышлял о дальнейших планах каудильо49.
Задумывались об этом, хотя и по другим причинам, немцы. Фон Шторер говорил Хордане: «Ни для Испании, ни для нас нецелесообразно, чтобы испанское правительство заранее обнаруживало свою позицию в случае войны... Мы должны придавать серьезнейшее значение отношению Испании к будущей войне, Франции и Британии оно не должно быть известно». Немцы рассчитывали, что приверженность Испании странам Оси заставит французские войска остаться на границе у Пиренеев и не позволит Британии и Франции вмешиваться «в проблемы, которые их не касаются» (подразумевалось готовившееся нападение на Польшу)50.
Пятого июля Франко с очевидным сожалением сказал графу Виоле, что Испании нужен «период спокойствия, чтобы страна могла посвятить себя внутреннему восстановлению и достижению экономической самостоятельности, необходимой для обретения военной мощи, к которой она стремится... В нынешнем своем состоянии Испания не готова к европейской войне». Однако ему стоило немалых усилий объяснить, что нейтралитет в случае войны означал бы выгоду для друзей Испании. Он «косвенно признал, что Испанию ожидают трудности, если она останется в стороне от конфликта». Говоря о помощи Испании странам Оси, каудильо разошелся и заявил, что задержал послевоенную демобилизацию, дабы сохранить крупную армию, способную противостоять «вызову» Британии и Франции. Франция, подчеркнул он, «никогда не будет чувствовать себя спокойно рядом с Испанией», и ей придется держать крупные силы на юге. Шестисоттысячная испанская армия рассредоточится между Пиренеями и Гиб-ралтаром, «и тогда в ходе разворачивающихся событий станет ощутим вес Испании, а возможно, и представится случай воспользоваться обстоятельствами». Все это, по мнению Виолы, свидетельствовало о намерении сохранить «бдительный нейтралитет»51. Французский военный атташе сообщал в Париж, что, если государство содержит более чем полумиллионную армию, это вряд ли совместимо с разговорами о нейтралитете52.
Упоминание Франко о необходимости «периода спокойствия», несомненно, обусловливалось тем, что по всей стране сохранялись очаги республиканского сопротивления, дрязги между фалангистами и карлистами продолжались. Приближалась дата ответного государственного визита графа Чано, а неприятные признаки этих явлений бросались в глаза53. Две тысячи астурийских горняков все еще продолжали сражаться с боевыми частями испанской армии, а в начале июля лейтенант из «рекетес» был застрелен фалангистами в Ируне54. Петэн сообщал о судах над «неподдающимися исчислению несчастными красными», тогда как партизанская война в Астурии усиливалась55. Через шесть недель после отъезда Серрано Суньера из Рима в Барселону с ответным визитом прибыл 10 июля итальянский миниртр иностранных дел — с эскадрой из четырех линейных крейсеров и нескольких торпедных катеров. Объехав места сражений Гражданской войны, граф в сопровождении стотысячного эскорта из фалангистов прибыл в Мадрид. Затем он посетил в Сан-Себастьяне Франко, где обсудил с ним международное положение. Чано отметил, что каудильо чувствует себя неуверенно в политических вопросах, но зато весьма самонадеян в военных. Неудивительно, что он по-прежнему прибегал к услугам свояка.