Двадцать третьего апреля Франко, беседуя с португальским послом, выразил уверенность в том, что германская авиация скоро полностью разгромит британский флот32. В среде высшего военного руководства энтузиазм Франко в отношении Оси безоговорочно разделяли только Ягуэ и Вигон, другие же испытывали сомнения. Это был не единственный источник трений между армией и прогерманскими элементами из Фаланги. Нападение фалангистов на тюрьму в Аликанте и «сакас» (похищения заключенных и расправа с ними в обход закона) закончились в Валенсии тем, что командующий военным округом Валенсии Антонио Аранда приказал для острастки расстрелять виновных. Это привело к усилению напряженности между группировками внутри режима.
Многие высокопоставленные военные деятели, включая Кинделана, были весьма обеспокоены тем, что фалангисты с их имперскими амбициями втянут Испанию в войну в качестве союзника Оси. Разделяя опасения Кинделана, министр армии генерал Варела в начале года взялся за сбор информации из военных округов о реальных возможностях испанской армии. В марте Кинделан направил Вареле обескураживающий доклад, свидетельствующий о том, что
Испания абсолютно не готова к войне и ее «границы по-прежнему незащище-ны». Варела зачитал эти сведения на совместном совещании высшего командного состава и Верховного совета армии — органа, к коллективному мнению которого прислушивался Франко. Доклад Кинделана, одобренный совещанием, передали каудильо. В мае 1940 года он получил от начальника своего генштаба генерала Карлоса Мартинеса Кампоса не менее впечатляющий отчет о неподготовленности вооруженных сил к войне. В нем особо подчеркивалось, что не хватает самолетов и танков33.
Положение слабосильных, хотя и заинтересованных, наблюдателей за происходящими событиями очень сблизило Франко и Муссолини. Их отношения еще более укрепило урегулирование долгов Испании по Гражданской войне, достигнутое во время затяжных переговоров в течение лета 1939-го и весны 1940 года и связанное с возможностью перевооружения Испании на базе итальянского оружия34. Франко заверил Гамбару, что готов поддерживать теснейший контакт с Италией по всем вопросам внешней политики35. Но в конце концов дуче, встревоженный тем, что история проходит мимо него, сидящего на обочине и риску-щего упустить свой шанс, решил вступить в войну. Он пренебрег тем, что Италия, истощенная операциями в Абиссинии, Испании и Албании, не могла ввязываться в военные авантюры. Муссолини предупредил Франко о своих планах за два месяца, 8 апреля 1940 года36. Каудильо весьма высоко оценил этот жест Муссолини. Он сказал Гамбаре 13 апреля, что, несмотря на нехватку зерна, нефти, вооружений и боеприпасов, Испания выполнит свой долг, если будет втянута в войну. Ранее в тот же день каудильо приказал перебросить подкрепления в Пиренеи, к Гибралтару, на Балеарские острова и в Марокко37.
Энтузиазм Франко и Серрано Суньера подогревали быстрые успехи Германии в Норвегии и Дании38. Серрано Суньер уже говорил Штореру в первой половине апреля, что Испания всецело на германской стороне и ее вступление в войну связано с предстоящими действиями Италии. Однако даже Серрано Суньер скептически оценивал возможность Испании вести войну, ибо знал, сколь ничтожны запасы топлива и зерна. Хлебный паек в пятьсот граммов на два дня был урезан в начале мая вдвое39. Тем не менее Франко и Серрано Суньера весьма соблазняла перспектива, что показная воинственность позволит им прибрать к рукам Гибралтар и Танжер40. Их, приверженцев Оси, очень впечатляли сообщения о том, что Германия и Италия поддерживают испанские поползновения41. Пресса заговорила об открывающихся перед Испанией перспективах стать империей42.