В Африку они прибыли в трудное время. Беренгер приступил к реализации второй части своего плана оккупации. Четырнадцатого октября 1920 года испанские войска заняли базу эль-Райсуни — живописный горный городок Кса-уэн. Для местных жителей Ксауэн был священным городом, «городом таинств». Спрятанный в горном ущелье, этот город-крепость был практически неприступен. Его захватили почти без потерь благодаря одному арабисту — полковнику Альберто Кастро Хироне, который вошел в город переодетым в торговца древесным углем и путем угроз и подкупа убедил местную верхушку сдаться82. Однако промышлявшие налетами на конвои с товарами племена на территории между Ксауэном и Тетуаном воспротивились такому исходу, и вскоре испанцам пришлось проводить дорогостоящие полицейские операции. Спустя неделю по прибытии легионеры Франко были направлены в Уад-JIay (Uad Lau) охранять дорогу, ведущую в Ксауэн.
Вскоре к Франко присоединились его закадычные друзья — двоюродный брат Пакон и Камило Алонсо Вега. Алонсо Веге было поручено создать ферму для снабжения батальона продуктами и построить приличные казармы. Создание фермы увенчалось большим успехом. Она не только обеспечивала подразделение свежим мясом и овощами, но и приносила прибыль. Франко организовал также устойчивую доставку в Дар-Риффьен чистой горной воды83. Здесь еще раз проявился его методичный подход к устройству лагерного быта и к ведению боевых действий. Теперь все его мысли были направлены только на решение военных вопросов. Спрятавшись в скорлупу человека, заботящегося исключительно об общественных нуждах, он явно не разделял чувств и аппетитов своих товарищей и стал известен как офицер «без страха, без женщин и без мессы» (Siu miedo, siu muheres у sin misa)21. He имея интересов, не связанных напрямую с карьерой, занимаясь изучением местности, работой над картами и подготовкой к операциям, он добился, что его подразделение стало образцовым на общем фоне печально известных своей плохой дисциплиной, неэффективностью и низким моральным духом частей испанской армии.
Кроме того, малый рост Франко всегда вызывал у него желание навязать свою волю людям физически более внушительным и сильным; как бы компенсируя свою тщедушность, он отличался и завидным хладнокровием. Хотя Ми-лян Астрай и Франко жестоко карали за малейшие нарушения дисциплины, они закрывали глаза на зверства своих наемников в захваченных ими селениях. Отрубание голов пленникам и выставление их напоказ было обычным делом. Герцогиня де ла Виктория, филантропка, организовавшая команду добровольцев из сестер милосердия, в 1922 году в знак признательности от Легиона получила корзину роз, в центре были помещены два человеческих черепа84. На параде по случаю прибытия в Марокко в 1926 году диктатора генерала Примо де Риверы легионеры стояли с наколотыми на штыки человеческими головами85. Франко и его офицеры со временем стали гордиться жестокостью своих людей и радоваться их дурной славе. Ведь подобная репутация служила им своего рода оружием подавления непокорного населения колонии, и Франко сделал для себя на будущее выводы об исключительной эффективности террора. В своем «Дневнике одного батальона» он с отеческой теплотой пишет о звериной жестокости своих людей86. В Африке, как и потом во время Гражданской войны в Испании, он сквозь пальцы смотрел на убийства и надругательства над пленными. Мало сомнений в том, что годы, проведенные в обстановке нечеловеческой жестокости Легиона, внесли свой вклад в дегуманизацию личности Франко, но, возможно, он уже приехал в Африку настолько лишенным нормальной эмоциональной реакции, что его не трогала окружавшая жестокость. Еще когда Франко служил в «регуларес», один офицер, чуть старше его возрастом, Гонсало Кейпо де Льяно, был поражен той невозмутимостью, с какой Франко смотрел на жестокие избиения марокканских военнослужащих за пустяковые нарушения дисциплины87. Легкость, с которой он привык к зверствам своего нового войска, говорит об отсутствии у него всякой чувствительности, граничащем с внутренней пустотой. Это же объясняет и полную его невозмутимость, даже безмятежность, при использовании террора во время Гражданской войны и в последующие годы репрессий.
Офицеры, чтобы успешно служить в Легионе, должны были проявлять ту же жестокость и безжалостность, что и их солдаты. Однажды, обеспокоенный вспышкой нарушений дисциплины и дезертирства, Франко направил Миляну Астраю просьбу разрешить применение смертной казни. Милян проконсультировался с начальством и сообщил Франко, что смертный приговор может выноситься только в соответствии с нормами военного уголовного кодекса. Несколько дней спустя один легионер отказался от еды и запустил миской в офицера. Франко построил батальон, выбрал несколько человек и приказал им расстрелять нарушителя дисциплины, а потом заставил весь батальон промаршировать мимо трупа. Он доложил Миляну, что вынужден был в целях поддержания дисциплины столь сурово наказать легионера, и принял всю ответственность на себя88. В другой раз ему сообщили о поимке двух дезертиров Легиона, которые вдобавок совершили ограбление. «Расстрелять», — последовал приказ Франко. В ответ на протест Винсенте Гуарнера, с которым он учился в академии в Толедо и который в это время находился в его части, Франко вспылил: «Заткнись! Ты не знаешь, что это за народ. Если они не почувствуют железной руки, тут начнется хаос»89. По словам одного сержанта, и рядовые легионеры, и офицеры боялись Франко и его жутковатого хладнокровия, с которым он глазом не моргнув мог расстрелять человека: «Ты мог быть уверенным, что получишь сполна, и ты твердо знал, что он тебя поймает, и только неизвестно было, какое наказание тебя ждет... Можно было надеяться только на Бога, если у тебя не было чего-то из снаряжения, или винтовка была не почищена, или ты ленился»90.
21
Очевидно, такое прозвище объясняется тем, что все три слова в испанском начинаются на «м», и наверняка о Франко говорили: «человек без трех «м». (Примеч. перев.)