1926 году диктатор убедился, что основная проблема, вызвавшая споры о системе повышений кроется в существовании отдельных военных академий для обучения офицеров четырех основных родов войск: пехотная в Толедо, артиллерийская в Сеговии, кавалерийская в Вальядолиде и инженерно-саперная в Гвадалахаре. Он пришел к заключению, что Испании нужна общая академия, и решил возродить Генеральную военную академию (Academia General Militar), которая существовала некоторое время в период так называемой «первой эпохи», между 1882 и 1893 годами76. К этому времени, особенно после Алусема-са, Примо питал к Франко горячую симпатию. Он говорил Кальво Сотело, что Франко — тот еще малый и у него впереди блестящее будущее не только благодаря его чисто военным способностям, но и развитому интеллекту77. Диктатор явно прочил Франко на важный пост. И он послал его во Францию, в военное училище в Сан-Сир, которым тогда руководил Филипп Петэн, с заданием ознакомиться с его структурой. Двадцатого февраля 1927 года Альфонс XIII одобрил план создания подобной академии в Испании, и 14 марта
1927 года Франко включили в комиссию по ее основанию. Королевским декретом от 4 января 1928 года он был назначен первым начальником этой академии. Франко выразил пожелание, чтобы академия находилась в Эскориале, но диктатор настоял на Сарагосе. Годы спустя Франко будто бы говорил, что если бы академию разместили в Эскориале, а не в 350 километрах от столицы, падения монархии в 1931 году можно было бы избежать78.
Перейдя на службу в академию, Франко оставил за спиной солдатский период своей жизни, благодаря которому он завоевал свою репутацию. Никогда больше не доведется ему ходить с солдатами в атаку. Эта перемена в его жизни оказала на него более существенное влияние, даже чем женитьба и рождение дочери. До 1926 года Франко был героическим воином, знаменитым командиром, водившим в бой колонны, бесстрашным, если не бесшабашным. Теперь же, осознав свой общественный вес, он рисковать собой больше не будет. В Марокко это был безжалостный поборник дисциплины, умеренный в потребностях, одинокий человек, почти без друзей79. После возвращения на полуостров он, похоже, несколько смягчился, хотя оставался преданным идее безусловного следования дисциплине. Однако теперь он мог смотреть сквозь пальцы на лень и некомпетентность своих подчиненных, теперь ему важно было иметь союзников, которыми он мог манипулировать и поощрять наградами. Он стал довольно общительным человеком, завсегдатаем клубов и кафе, где мог выпить рюмку и дать волю своей склонности поболтать в компании военных друзей, рассказывая анекдоты и вспоминая боевые эпизоды80.
До конца 20-х годов он мало чем напоминал типичного галисийца, в которого превратился на склоне лет, — медлительного, хитрого, скрытного. Это был человек дела, отдававший почти всего себя военной карьере. Его ранние записи относительно бесхитростны, искренни, он с душой пишет о людях и городах. Конечно, он никогда себя до конца не раскрывал. Его военный опыт, прежде всего африканский, укрепил его в кое-каких представлениях о политике, он бьш враждебно настроен к левым и сепаратистским движениям. Если он и читал кое-какую литературу по политике, экономике и новейшей истории, то только для того, чтобы найти подтверждение своим предубеждениям, а не в поисках истины. Теперь его речи приобретают витиеватость и помпезность. Он становится осторожнее, отчасти ощущая ответственность за семью, но, главным образом, в связи с осознанием потенциальной политической важности своей персоны. В некоторых кругах он становится объектом поклонения, у него появляется все больше оснований считать, что изо всех генералов у него' наиболее блестящие перспективы81. На него посыпался град почестей и престижных должностей. Разговоры о том, что он оказался самым молодым генералом в Европе, не могли остаться незамеченными им, как и мысль о том, что его охраняет само провидение — идея особенно дорогая его жене. Не без влияния жены его неразлучный друг и кузен Пакон становится летом 1926 года его адъютантом82.
В конце мая 1929 года в журнале «Эстампа», в разделе «Женщина в доме знаменитого мужчины», появляется редкое интервью с Кармен Поло и ее мужем. Интервьюировал их Луис Франко де Эспес, барон де Мора, ярый почитатель Франко. Оно равно касалось как «знаменитого мужчины», так и «женщины в доме». Когда Франко спросили, удовлетворен ли он своим нынешним статусом, последовал сентенциозный ответ: «Я удовлетворен тем, что служил своей Родине не жалея сил». Барон поинтересовался, кем бы Франко хотел быть, если бы не стал военным, на что тот сказал: «Архитектором или морским офицером. Однако в возрасте четырнадцати лет я против воли отца поступил в академию в Толедо». Впервые Франко упомянул о своем несогласии с отцом. У того не было причин препятствовать этому шагу, но если бы он захотел, то, можно не сомневаться, без труда навязал бы свою волю. Очевидно, Франко хотел противопоставить любимую военную карьеру ненавистному отцу.