Самой важной кадровой особенностью нового кабинета стало включение в него так называемых технократов: Мариано Наварро Рубио на должность министра финансов и Альберто Ульястреса Кальво — на пост министра торговли. Молодой свежеиспеченный адвокат Лауреано Лопес Родо, влиятельный член могущественной светской католической организации Opus Dei, принявший три классических обета послушания, бедности и воздержания, стал заместителем Карреро Бланко. И теперь именно эти люди стали определять политическую стратегию режима.
Однако Франко был не способен добиться равновесия ни в конфликте и сумбуре, раздиравших новый кабинет, ни примирить хаос и противоречия, опустошавшие его собственную душу. Он то рвался вперед, то делал шаг назад, пытаясь найти золотую середину между удобной, но провальной в экономическом отношении идеологией тридцатых годов и эмоционально раздражающей, но политически прагматичной приверженностью экономической модернизации. Стараясь быть выдержанным и вежливым со своими экономическими советниками, каудильо иногда забывался настолько, что клеймил политику собственного кабинета как иностранную, достойную лишь франкмасонов и коммунистов.
Несмотря на всю решимость технократов сдержать резкий рост расходов и галопирующую инфляцию, спровоцированные Хироном, а также незамедлительно добиться большей степени свободы во внешней торговле, экономика продолжала бесконтрольное, все более быстрое падение. И это вызвало волну гораздо более решительных забастовок. Хотя именно политика репрессий и экономической автаркии Франко, его отказ в свое время от иностранной помощи в обмен на нейтралитет, а также склоки и раскол в правительстве поставили Испанию на колени, он немедленно объявил забастовки результатом происков левых и козней зарубежных агитаторов. Сделать же более сложный экономический анализ он предоставил своим министрам.
То, что Франко терял интерес к политике, проявилось самым пугающим образом во время кризиса в Марокко в ноябре 1957 года. Каудильо крайне неохотно реагировал на многочисленные донесения об антииспанской деятельности в Ифни, одном из немногих оставшихся у его страны пограничных аванпостов на атлантическом побережье в северной Африке. Когда все это завершилось вторжением марокканских партизан, он поспешно отдал приказ о переброске испанских частей в Африку по воздуху, на устаревших немецких самолетах. Но поскольку возмущенные генералы без колебаний указали ему, что эта акция запоздала, Франко пришлось с позором пойти на вынужденное мирное соглашение в июне 1958 года. Это оказалось последним гвоздем, вбитым в гроб, в котором упокоились его великие имперские грезы. Травмированный каудильо едва смог собраться с силами, чтобы осудить новую волну забастовок на угольных шахтах в Астурии и Каталонии, упрямо виня во всем иностранных агитаторов и леность рабочих.
Эти симптомы политического упадка все же не заставили его сконцентрироваться на мысли о преемнике. Гитлер в минуту искреннего самоанализа пожаловался: если отказаться от власти, «на меня тут же перестанут обращать внимание. Все побегут за моим преемником». Вот и Франко очень не хотел назначать своего наследника. Он отлично понимал, что люди обхаживали его ради власти, а не из дружеских чувств. Каудильо был очень обеспокоен тем, что, стоит ему назначить преемника, самого Франко тут же попытаются убрать. Проницательный Лопес Родо должен был действовать крайне осторожно, когда под руководством Карреро Бланко он сформулировал набросок проекта Закона о наследовании, который Франко обнародовал в кортесах 17 мая 1958 года. Включенный в «Органический Закон государства», Декларацию основных принципов «Движения», он создавал законодательные рамки для восстановления католической монархии с Франко в качестве главы государства, которому помогает премьер-министр (вновь созданный пост). В законе нет упоминания о фаланге, но он задуман таким образом, чтобы обеспечить выживание обрисованного в общих чертах «Национального движения» и сохранить франкизм после смерти каудильо. 6 июня 1958 года начальником генерального штаба назначили очень больного Муньоса Грандеса, который должен был стать регентом в случае, если Франко умрет до завершения конституционного процесса. Напуганный всеми этими дискуссиями на темы его неминуемой смерти, каудильо отправился на рыбалку в Астурию, где полностью отдался ловле лосося и форели, что, как он заявил Пакону, «для него лучший отдых от всех трудов и забот».