То, что Франко перестал чувствовать пульс народных настроений, было продемонстрировано в конце мая 1960 года. Тогда он запретил выездной и домашний четвертьфинальные матчи по футболу впервые проводившегося розыгрыша Кубка Европы между командами Испании и Советского Союза, опасаясь демонстраций в поддержку коммунистов. Это сугубо идеологическое решение, принятое в тот момент, когда мадридский «Реал» и национальная сборная Испании находились в зените славы, пришлось очень не по вкусу испанским болельщикам. Вынужденный признать, что «спортивные эмоции контролировать трудно», Франко в дальнейшем стал использовать футбол, чтобы отвлекать народ от политических и социальных проблем. Он оказался и сам восприимчив к этой тактике, с головой отдаваясь футболу по телевизору.
19 декабря 1960 года Наварро Рубио обнародовал свой «План экономической стабилизации» для проведения либерализации испанской экономики, подготовленный совместно со Всемирным банком. Прибытие миссии Всемирного банка и воцарение Джона Кеннеди в Белом доме всерьез взволновали каудильо, который за успокоением обратился к Карреро Бланко. Постоянная тень своего хозяина, Карреро Бланко 23 февраля 1961 года представил доклад, где утверждалось, что в мире по-прежнему доминируют три интернационала — коммунистический, социалистический и масонский, причем все они полны решимости уничтожить режим Франко. Этот зловещий «анализ» вполне удовлетворил параноидную мнительность каудильо. Но в докладе ни слова не говорилось о том, что подлинный враг находился в самой Испании. Недовольство трудящихся существующим режимом вырывалось сквозь прорехи в репрессивной машине. Даже самые твердолобые фалангисты иногда прерывали выступления каудильо критическими замечаниями, хотя это и грозило им суровыми сроками тюремного заключения. Во время турне по Андалусии весной 1961 года обычно почтительный Алонсо Вега со злорадством сообщил Франко, что приветствовавшим его фалангистам, по-видимому, платили за это. После одной из необычных для него поездок по нищим трущобным поселениям в окрестностях Севильи каудильо был так потрясен, что обратился к богатым андалусийцам с призывом раскошелиться и выправить положение. Конечно же, ему и в голову не пришло взять на себя ответственность за эту ситуацию.
Однако озабоченность Франко социальным неравенством и дешевый популизм скоро сошли на нет. Во время празднования в 1961 году двадцать пятой годовщины вооруженного восстания он выступал с нескончаемыми восхвалениями своего режима и злобными диатрибами против побежденных в гражданской войне. Такого рода речи не слишком способствовали преодолению растущего раскола в испанском обществе.
В конце 1961 года верхушка режима была не на шутку встревожена, когда постаревший каудильо серьезно поранил левую руку на охоте. Поскольку вопрос о преемнике так и остался нерешенным, будущее приспешников Франко вырисовывалось весьма туманно. Даже каудильо, замкнувшийся в неприступном молчании, начал понимать, что было бы предусмотрительно назначить заранее регента-франкиста, который бы контролировал установление авторитарной монархии. Но, как он, вероятно, полагал, все подходящие для подобной задачи кандидатуры — Муньос Грандес, Алонсо Вега и Карреро Бланко — вряд ли переживут его самого.
Каудильо без особых колебаний принял совет Карреро Бланко назначить перспективного и расторопного Лопеса Родо главой комиссариата по осуществлению «Плана стабилизации», центральным планирующим органом, созданным по рекомендации советников из Всемирного банка. Способность Франко к раздвоенному восприятию действительности позволила ему сделать это назначение, вызвавшее переполох в его правительстве, и в то же время хранить глубокие сомнения насчет экономической политики западных демократий. Он с негодованием отверг предложение своих министров подать прошение о вступлении Испании в Европейское экономическое сообщество (ЕЭС), которое как он сам, так и Карреро Бланко считали «вотчиной масонов, либералов и социал-демократов». На деле же ЕЭС четко дало понять, что, хотя оно и готово выработать некую форму экономического соглашения с Испанией, ни о каких официальных политических связях не могло быть и речи, пока в стране не произойдут значительные конституционные перемены.