К личной обиде добавилось политическое негодование, когда 17 апреля Асанья арестовал генералов Дамасо Беренгера и Эмилио Молу и отдал их под суд за якобы совершенные ими преступления в Африке и за их роль в судебном процессе и казни Галана и Гарсиа Эрнандеса. Этот его шаг, ставший постоянной темой жарких общественных споров, в которых вина за разгром при Аннуале приписывалась то вмешательству королевской власти, то некомпетентности армейского руководства, то слабости правительства, испугал многих военных. Однако если выдвинутое 2 апреля Асаньей требование, согласно которому армейские офицеры должны были дать обещание «служить Республике верой и правдой, подчиняться ее законам и защищать ее с оружием в руках», стало для некоторых убежденных монархистов настоящей жизненной дилеммой, то Франко это не слишком затронуло. В нем победил прагматизм. В то время как генерал Кинделан, ярый приверженец монархии, предпочел отправиться в изгнание, чем жить при Республике, Франко и ряд его сотоварищей из правых, в их числе Луис Оргас, Мануэль Годед, Хоакин Фанхуль и Эмилио Мола, подчинились директиве Асаньи. Но для многих из них такой шаг оказался мучительным. Позже Фанхуль говорил, насколько болезненным было «это унижение ради Отечества». Франко, пытаясь сохранить лицо и оправдать свое решение присягнуть на верность Республике, ханжески разглагольствовал: «Тем из нас, кто решил остаться, придется тяжело… Но я думаю, что, оставшись, мы сможем гораздо больше сделать для предотвращения того, чего ни вы, ни я не хотите, чтобы произошло, нежели, собрав чемоданы, просто разъехаться по домам».
Не прошло и трех дней, как особо впечатлительным правым был нанесен еще один удар, когда Асанья издал новый закон о сокращении раздутого офицерского корпуса. Согласно данному юридическому акту, известному как «Закон Асаньи», офицерам, которых сочтут излишними, предлагалось уйти в отставку с полной выплатой пенсионного пособия. В нем также говорилось, что не подчинившиеся этому закону в течение тридцати дней лишатся своих пособий без всякой компенсации. Новая попытка реорганизации армии вызвала яростные нападки со стороны правых в адрес правительства, которое превращало доблестных офицеров в бедных безработных или изгнанников только потому, что они не поддерживали Республику.
Взбешенный всем происходящим, 1 мая Франко навестил Беренгера в его камере в мадридской тюрьме. Он осуждал Беренгера за нежелание поддержать монархию, а главное, за то, что бывший глава правительства не сдержал данное в 1930 году обещание произвести Франко в генерал-майоры, однако будущий диктатор согласился выступать в роли его защитника на суде. Но Асанья под предлогом, что Франко служил не в том округе, где шел суд, не допустил этого, чем нанес ему новое оскорбление. Вызывали раздражение Франко и дальнейшие действия республиканской власти. Так, Асанья заменил восемь исторически сложившихся военных округов на «естественные территории» под командованием генерал-майоров, не имевших юридической власти над гражданским населением, и вновь ввел систему продвижения по службе, основанную только на выслуге лет.
Даже политическая гибкость Франко дошла до предела, когда в июле 1931 года Асанья решил закрыть Военную академию в Сарагосе. Хотя этот шаг и являлся частью общего плана модернизации армии, Франко был уверен, что данное решение продиктовано завистью к его впечатляющему послужному списку и просто личной неприязнью. Санхурхо высокомерно отклонил эмоциональную просьбу уволенного генерала походатайствовать за него перед Асаньей, заявив, что Франко ведет себя «как ребенок, у которого отобрали игрушку». Будущий каудильо никогда не простит этого им обоим.
И тем не менее Франко переполняли противоречивые чувства: испытывая к Республике злобу и ярость, он в то же время отчаянно пытался найти в ней свое место. 14 июля, перед тем как собрать чемоданы и отправиться на жительство в загородный дом жены в Овьедо, Франко произнес перед кадетами в Сарагосе пламенную прощальную речь. Он говорил о том, как трудно выполнять приказы, если «все внутри восстает против них, поскольку ты знаешь, что высшая власть совершает ошибку и творит произвол» — и это очень похоже на горькие воспоминания о собственном детстве. Его речь изобиловала гневными обличениями офицеров-«разрушителей», предавших монархию и получивших в награду посты в правительстве Асаньи. Возможно, эти события вновь всколыхнули глубоко скрываемую ненависть Франко к братьям, ходившим в любимчиках у его безответственного отца, тогда как он сам был предан матери.