— Вы думаете, — говорят крестьяне в этом рассказе, — что у нас не возвратилось крепостное пра-
во? Придите-ка да посмотрите только на людей, поговорите с ними! Черные, как земля, измученные. Избы ободранные, ветхие, наклонились набок... А спросите-ка тех, что идут с серпами и косами: «Куда идете, люди?» — так наверняка скажут: «На барское поле жать рожь», или: «На барский луг косить»...
Очень метко сказал о Франко Михаил Коцюбинский:
«...Его интересуют социальные и экономические стороны жизни, гнет, страдания и всяческая неправда. Насквозь гуманный, человечный, Франко отдает свое сердце и все свои симпатии тем, кто в поте лица добывает хлеб не только себе, а и тем, кто сам не работает... Франко рисует нам широкие и страшные картины жизни рабочих, картины, напоминающие порой Дантов ад... Вместе с верой в человека в душе Франко живет вера в светлую будущность нашей земли. Она придет, эта новая жизнь, придет в мир новое добро, надо только разбить твердую скалу неправды и пробиться к свету, хотя бы пришлось устлать своими костями путь к новой жизни»...
Кто не знает сейчас это замечательное стихотворение — «Беркут»? Поэт воплотил в образе пернатого хищника все, что ему было ненавистно. Это обобщающий символ гнета и порабощения:
Ты ненавистен мне, парящий надо мною,
За то, что ты в груди скрываешь сердце влое,
За то, что хищен ты, за то, что с высоты
На тех, чью кровь ты пьешь, глядишь с презреньем ты,
За то, что слабая тебя боится тварь, —
Ты ненавистен мне за то, что здесь ты — царь!
Но придет неизбежная расплата. Народ уничтожит питающихся его кровью хищников-эксплуататоров, «кто моет кровью рот, кто сеет страх и смерть». И беркут бессильным трупом падет на землю.
А труп мы отпихнем, не говоря ни слова,
И далее пойдем спокойно и сурово.
Небольшой сборник стихотворений Ивана Франко под заглавием «С вершин и низин. Издание автора» появился во Львове в начале 1887 года.
Книга открывалась уже знакомым читателям «Гимном» — «Вечный революционер».
Современники рассказывают, что со времени появления «Кобзаря» в украинской литературе не было книги, которая сразу произвела бы такое огромное впечатление, получила бы такой широкий резонанс.
Как вспоминает академик Крымский, «сборник стихотворений «С вершин и низин» многими переписывался и заучивался на память».
И неудивительно: сотни, тысячи людей находили в поэзии Ивана Франко отклик на свои самые заветные чаяния, самые святые порывы. Его стихи превращались в песни и звенели на улицах в дни праздников и народных волнений. Как и поэзия его гениального предшественника и учителя Шевченко, пламенное слово Франко поднималось как знамя в борьбе народа.
«Поэзия в наше время, — писал Иван Франко начинающей поэтессе Климентине Попович, — перестала быть игрушкой бездельников, а превратилась в крупное дело, в гражданское служение. Она должна в наиболее впечатляющей и совершенной форме выражать высшие стремления, сомнения, боль, разочарование и надежды своего века, — должна воодушевлять и вести поколение, кристаллизировать все, что есть в жизни и в сознании самого значительного и прекрасного, и сохранять в поучение и могущество потомству».
Восторг, которым молодежь встречала такие стихи Франко, любовь, которую он к этому времени завоевал, своеобразно проявились в том, что молодая поэтесса Ульяна Кравченко вознамерилась организовать торжественное увенчание поэта лавровым венком...
Торжество не состоялось: решительно воспротивился сам Франко. Он писал Кравченко:
«Я еще до сих пор ничего такого не совершил, за
что мне мог бы следовать хотя бы один лавровый листок!.. Я обыкновенный себе человечишко и сам очень хорошо понимаю свои недостатки, однако испытываю чувство долга — работать, как умею...»
В том же письме к Ульяне Кравченко, призывая начинающую поэтессу учиться мастерству у великих художников — Гёте, Гейне, Гюго, — он поясняет:
«Под работой в области поэзии я понимаю не просто сочинение стихов, в какой получится форме, а то и совсем без формы... При такой работе поэзия у нас должна будет утратить всякий кредит и поэты у нас переведутся».
Сам Франко, например, укладывал свои революционные призывы в форму классического сонета.
В стройных строчках, закованных в строгие сонеты, Франко видит солдат революционной армии.
Сонеты — как рабы. В них мысль зажата Тисками строк и трепетом объята:
Так новобранца меряют — солдата,
Так новобранцу форма тесновата.
Сонеты — господа. В угоду моде Мысль предадут, чтоб следовать погоде.
Они цветов великолепных вроде,
Которые бесплодны по природе.
Рабы и господа! Всегда встречают Друг друга крайности. Несмелы речи —
Ведь сил своих рабы еще не знают.
«В строй становись!» Сомкнув с плечами плечи, Предстанут, волею одной согреты, —
Живые и могучие сонеты...
Так поэтическая форма, послушная воле поэта, становилась грозным оружием в борьбе за идею...
И недаром всполошились охранительные силы Галичины и России, недаром их отклики на поэзию Ивана Франко в восьмидесятые годы становятся все более раздраженными и воинственными.
Иван Франко, писал, например, Григорий Циг-линский, «подсчитывает все грехи и зло этого мира: голод, холод, стоны, труд, неволю, цепи, разорение, убийства, обиды, налоги и подати... У него от всего есть универсальное средство, один-единственный волшебный талисман... Этим универсальным средством против всякого человеческого горя является: ре... во... лю... ци... я! Поэт любит это слово как в прозаических, так и в поэтических своих произведениях, он любуется им, играет, как малое дитя ружьем. Ему, как ребенку, и в голову не приходит, что эта революция может погубить и его друзей... Пролитие крови не страшит его...»
Франко никогда не была чужда интимная лирика. Его стихи о любви принадлежат к лучшим созданиям этого жанра...
Однако личная жизнь поэта складывалась неудачно. Еще в 1881 году, только пережив тяжелый разрыв с Ольгой Рошкевич, Франко собрался жениться на своей единомышленнице, сестре Михаила Павлика Анне. Но любви не было, и это в последнюю минуту удержало его от решительного шага.
Франко откровенно признавался Михаилу Павлику: «Я старался пересилить себя сам так, чтобы наша женитьба была по возможности скреплена и любовью, но до сих пор в этом не успел...»
А одиночество давало себя знать, и все чаще...
В начале восьмидесятых годов приятель Франко Владимир Коцовский (Корженко) познакомил друга со своей родственницей, Марией Белинской. Они часто бывали в ее опрятной, светлой девичьей комнатке на Академической улице.
Мария, ее подруга Юлия Карачевская, Коцовский и Франко собирались обыкновенно часов с семи вечера. Коцовский затевал какой-нибудь спор, чаще всего на политическую или моральную тему.
«Все актуальные вопросы дня находили место в дискуссии, — вспоминает Мария Белинская. — По-
литика постоянно выдвигалась на первое место... Лозунги интернационализма, их влияние на порабощенные народы, а также социальные вопросы сильно волновали умы молодых работников пера».
Шли разговоры о задачах прессы, товарищи обменивались замечаниями по рукописям, предназначавшимся для печати. Обсуждались последние номера «Дела», «Зари», «Зеркала»...
Во время спора Иван Франко иногда вынимал записную книжку и что-то в ней отмечал.
Из деревни приехала во Львов сестра Марии, Ольга Белинская, молодая сельская учительница.
«С нею словно какое-то праздничное настроение вошло к нам, — рассказывает Мария. — Разговор шел общий, веселый... Франко расспрашивал об условиях жизни учительницы в деревне... Плыли песни одна за другой, будили и в душе отзывчивые аккорды... Все мы были тогда молоды. Песни «По-над тими гороньками» и «Одна гора высокая, а другая низька» в то время пленяли наши души...