Нередко, впрочем, сатирические картинки Франко совсем не веселы и не смешны. Очень грустна история простого крестьянского тулупа или сказка о Благополучии — о том, как покарана была помещиком робкая попытка крестьянина отстоять свои скромные права на клочок земли. Иногда же от этих рассказов веет просто жутью: таков рассказ «Odi profanum vul-gus!» («Ненавижу презренную чернь!»). Сотрудник большой львовской газеты отрекся от своего побочного сына и сам стал виной его страшной гибели.
Сатирический гротеск в различных рассказах этого жанра весьма многообразен: мы встречаем и широкое использование аллегории и частичное преувеличение образов, в котором, собственно, нисколько не утрачивается чисто реалистический, бытовой тон всего повествования.
Иногда же аллегория применяется у Франко не для того, чтобы сатирически развенчать отрицательное лицо или явление, а, наоборот, чтобы усилить романтический пафос положительного образа.
Так, в рассказе «Древоруб» Франко повествует о человеке, заблудившемся в дремучем лесу жизни. Он встречает древоруба, который волшебным топором расчищает непроходимые чащи, сносит могучие скалы, наконец, разбивает идола, которому поклоняется темная толпа. Древоруб обращается к человеку:
— Я древоруб, рассекающий заторы на пути человечности, заторы, наложенные дикостью, темной и злой волей. Ты видел часть моей работы?
— Видел.
— Ты знаешь, в чем моя сила?
— Чувствую. Догадываюсь.
— Ты узнаешь ее. И цель понимаешь?
— Понимаю и хочу хотя бы издали увидеть ее сияние.
— Сумей избавиться от этого желания, и цель станет более близкой твоему духу. Не видеть тебе суждено, а идти вперед по пути правды и свободы. Хочешь взяться за эту работу?
— Хочу.
— Пойдешь сквозь шипы без колебания?
— Пойду.
— Так ступай же!
И он дал человеку топор...
В предисловии ко второму, значительно расширенному изданию сборника «С вершин и низин», которое вышло в 1893 году, поэт писал:
«Книге этой я оставляю прежнее заглавие, хотя каждый видит, что объем ее почти вчетверо больше, чем в первом издании. Может быть, под прежним флагом не оставит ее и прежнее счастье».
Подводя итоги двадцатилетнего своего поэтического творчества, Франко написал стихотворение «Поэзия». В новом издании сборника он открыл им цикл «Профили и маски».
Человек встречает сотни лиц. Одни из них проходят мимо — и в памяти остаются только их профили. Другие подходят ближе, присматриваешься к ним повнимательней — они оказываются просто масками...
То профиль, то маска — обширное поле! —
Вот все, чем дарит нас убогая доля.
Вот так бы мы жили, убого и хило,
Когда б не поэзии дивная сила.
Людские черты уловив на лету,
Навеки им жизни дает теплоту;
Она беззастенчиво маски срывает И в душах, как в книге, свободно читает...
1Ц
ШШШ ИВОЙ горячей кровью Франко наполнял не только свои поэтические образы. Но и тот ежедневный публицистический, литературно-критический, пропагандистский труд, который он неустанно вершил на протяжении всей своей жизни.
На рубеже восьмидесятых и девяностых годов в связи с быстрым ростом рабочего и социалистического движения буржуазные националисты и шовинисты всех мастей — русские, украинские, польские, еврейские — усиливают свою активность.
Они пытаются отравить сознание масс лозунгами национальной розни и «единения» антагонистических классов внутри каждой нации.
Еще в 1888 году Конисский приехал во Львов, чтобы развивать здесь буржуазно-националистическую деятельность и привлечь на свою сторону наиболее популярных украинских писателей, — «наро-довцы» уже явно потеряли все остатки своего авторитета. Над их изданиями самые широкие круги читателей откровенно смеялись.
Конисский затеял обновить издание захиревшего
журнала «Правда» и вел переговоры о сотрудниче-стве прежде всего с Иваном Франко.
В одном письме Франко передает содержание своей беседы с Конисским. Они выясняли, можно ли найти хоть какие-нибудь точки соприкосновения в их общественно-политической программе.
«Обсуждали мы с ним, — пишет Франко, — политическую программу его «Правды», и я из этого обсуждения вынес очень грустное впечатление.
— В делах внутренних, — говорит Конисский,— нужно без оглядки бить «москвофилов»...
— Между «москвофилами», — говорю я ему,— тоже есть люди честные и искренние, которые делают кое-что для народа.
— Я и сам это знаю, — отвечает он.
— Может быть, — говорю ему, — лучше было бы споры по национальному вопросу оставить в стороне, а на первое место выдвинуть борьбу за реальные интересы народа?
— Да, да, да, это и моя мысль! — заявляет Конисский.— И я ведь тоже ничего другого не хочу! — Вот вам и «договорились» по первому пункту программы!
Второй пункт — отношение к полякам.
— Тут, конечно, федерация! — провозглашает Конисский.
Я прошу его перевести эту абстракцию на конкретный язык.
— Поставим перед поляками, — говорит он, — минимум своих требований: народные школы должны быть украинские, гимназия в Бродах — украинская, Львовский университет — украинский и еще кое-что.
Я говорю:
— Требовать, конечно, можно, но что будет, если поляки не согласятся? А они наверное не согласятся, и ваш минимум покажется им неслыханным максимумом!
На это Конисский не нашел никакого ответа. Я говорю ему:
— Может быть, лучше будет не требовать категорически ничего, пока нет силы взять самим, а первым долгом заняться взаимным познанием да спло-нить демократические элементы, и польские и украинские, для борьбы с помещиками и капиталистами?
— Ну, это же само собою разумеется, — сказал Конисский. — Конечно, с правительством у нас не может быть никакого разговора.
— Как же вы с ним намерены поступить? — спрашиваю. — Проповедовать против него революцию?
— Нет, — говорит.
— Так молчать?
— Тоже нет. Нам, по-видимому, нужно бороться с правительством, но просвещением.
— Как же вы это осуществите, когда правительство вам всякое просвещение задушит в самом зародыше?
— Это верно, — говорит Конисский. — Прямо черт его знает, как быть!
— Так что же? Придется вам либо ставить правительству свои «требования», то есть входить с правительством в переговоры (конечно, бесплодные!)... Либо обратиться к организации интеллигенции и народа для борьбы с правительством на каждом шагу и всеми средствами — мирными и насильственными.
— Ну, конечно! — говорит он. — Организация интеллигенции— это же и моя программа!
Таково было наше «взаимопонимание» в отношении политических принципов!..
Если на основании всех этих наших разговоров Конисский написал Вам, что я с ним в отношении принципов договорился, так Вы теперь будете знать, что это на самом деле означает».
Разумеется, договариваться с буржуазными националистами Франко не хотел и не собирался. Перед своим третьим арестом, в 1889 году, он начал издавать с Вислоухом польскую демократическую газету «Друг народа», а с 1890 года стал, кроме того, выпускать с Павликом украинский двухнедельный журнал «Народ». Специально для крестьян Франко и Павлик предприняли издание газеты «Хлебороб».
В «Друге народа» и в «Народе» Франко печатал много статей и заметок по острым общественно-политическим вопросам, отстаивая ту самую программу, которую излагал в своем разговоре с Конисским. В «Хлеборобе» помешал свои стихи и рассказы.
В 1890 году он вместе с Павликом принял участие в создании новой политической партии, принявшей название «радикальной». Однако в эту партию влилась наряду с подлинно прогрессивной, то есть революционной, также и мелкобуржуазная, разношерстная по своим политическим убеждениям интеллигенция.