Миг один — и очнется народ,
Сбросив оцепененье,
И никто, и никто не поймет,
Что виной пробужденья!
Миг один — и подхватит тот крик Вся людская громада,
И родится могучий герой Из ленивца-номада.
В грязь размесят пустыни песок,
Вдаль стремясь неустанно,
Авирона камнями побьют И повесят Датана.
Люди стремятся к заветной цели, пренебрегая трудностями, преодолевая опасности, но веря в будущее.
И пойдут в неизвестность веков,
Полны скорбной тревоги,
Пролагая в грядущее путь,
Умирая в дороге...
Ход истории бесконечен, но не бесконечны поиски добра и справедливости.
Своей поэме Иван Франко предпослал пролог, в котором, обращаясь к украинскому народу, он пророчески говорил:
...Ужель напрасно столько душ горело К тебе наисвятейшею любовью,
Всем жертвующей радостно и смело?
Ужель напрасно край твой полит кровью Твоих борцов? И больше не подняться Ему в красе, свободе и здоровье?..
Нет, поэт твердо верит в прекрасное завтра своей родины:
Но час придет — и ты в венце багряном, В кругу народов, вольных, чуждых боли.
За грань Бескид, курящихся туманом,
И к Черноморыо двинешь рокот воли,
И глянешь, как хозяин домовитый,
На хату светлую свою и поле.
Прими ж мой стих, хоть и тоской повитый, Но полный веры; горький, но свободный; Его в залог грядущего прими ты,
Как скромный дар, народ мой благородный!
«Моисей» Ивана Франко. — одна из вершин украинской поэзии, рядом с «Марией» Шевченко, «Лесной песней» Леси Украинки.
•
И последние сборники стихов Франко — «Из дней печали» (1900 г.), «Semper tiro»20 (1906 г.) — свидетельствуют о полном расцвете его поэтического таланта.
В сборник «Из дней печали» включены проникновенные лирические стихотворения. Многие из них— подлинные жемчужины нашей поэзии.
Вот, например, известное стихотворение, завоевавшее широкую популярность и неоднократно положенное на музыку:
Когда порой, в глухом раздумье,
Сижу угрюм и одинок,
Негромкий стук в окно иль в дверь Вдруг прерывает дум поток.
Откликнусь, выгляну — напрасно,
Нигде не видно ни души,
Лишь что-то в сердце встрепенется,
О ком-то вспомнится в тиши.
Быть может, там, в краю далеком,
Сражен в бою любимый друг?
Быть может, брат родной рыдает,
Склонясь на прадедовский плуг?
Быть может, ты, моя голубка,
Кого люблю и жду в тоске,
В тот миг меня с немым укором Припоминаешь вдалеке?
Быть может, подавляя горе,
Ты молча плачешь в тишине И капли слез твоих горючих Стучатся прямо в душу мне?
Франко-лирик в этих стихах добивается изумительного художественного своеобразия. Оттенки чувств и настроений находят в его поэзии этих лет неповторимо тонкое и глубокое раскрытие. Форма его стиха достигает высокой мелодичности и музыкальности.
Вместе с тем он был и остается последовательным реалистом. Он по-прежнему во главу угла ставит идейное содержание искусства. Он категорически отвергает попытки символистов и декадентов всех мастей сделать «музыку слова» некоей поэтической самоцелью.
В книге Франко «Semper tiro» помешена поэма «Лесная идиллия». Пролог поэмы направлен против нашумевшего в свое время литературного «Манифеста» молодого поэта-декадента Николая Вороного, выступившего в защиту «чистого искусства», «искусства для искусства».
Иронизируя над стремлением Вороного и его единомышленников оторвать искусство от общественных задач, превратить поэзию в прибежище «отдыха» и «покоя», Франко пишет:
«Долой тенденцию, поэты,
Без этой надо петь приметы,
Без специальных устремлений,
Без мировых скорбей, мучений...
Побольше песен нам беспечных,
Идущих из глубин сердечных,
Чтоб современник-горемыка На миг опомнился от крика».
Этой программе «бестенденциозного» искусства поэт-борец противопоставляет требования поэзии боевой, вооруженной передовыми идеями:
Нет, милый друг, не та година!
Сегодня песня — не перина,
Не госпитальное леченье, —
Вся — страсть она, и вся — мученье,
И вся — огонь, и вся — тревога,
И вся — борьба, и вся — дорога...
Так не старайся, друг любезный,
Сманить поэтов смутной песней,
Любовным розовым туманом
Иль мистицизма океаном.
С дурманом кушаний не надо,
Поэзия — не клоунада!
Заветное, излюбленное определение поэзии у Франко заключается в этом знаменитом образе: Слова — полова,
Но вот огонь в одежде слова —
Неумирающая фея Правдивой искры Прометея.
Именно в соединении с высокой идейностью «мякина» слова загорается ярким огнем поэзии. Меньше всего склонен был Франко недооценивать словесную форму искусства. Чудесное, задушевное стихотворение именно о живом и горячем слове находим в том же сборнике «Semper tiro».
Когда б ты знал, как много значит слово, Исполненное нежной теплоты!
Как лечит раны сердца, чуть живого,
Участие, — когда бы ведал ты!
Ты, может быть, на горькие мученья,
Сомкнув уста, безмолвно не взирал,
Ты сеял бы слова любви и утешенья,
Как теплый дождь на нивы и селенья, —
Когда б ты знал!
«Огонь в одежде слова», поэзия, исполненная нежной теплоты или пламенного гнева, до самых последних дней Ивана Франко его неизменный девиз.
Последнее десятилетие жизни писателя — это страшная цепь несчастий.
Тяжелая болезнь лишила его возможности самому писать. Но он упорно работает, диктуя свои стихи, прозу, переводы, научные труды.
В 1910 году неизлечимо заболела жена Франко, ее пришлось поместить на долгие годы в больницу 21. Весной 1913 года скоропостижно скончался сын Андрей, который был его неутомимым секретарем и сиделкой.
До последнего дня своей жизни великий поэт испытывал страшнейшую материальную нужду. Но не националистическое «Общество имени Шевченко», не всевозможные буржуазно-либеральные организации и издания спасали Франко от голодной смерти. В полицейских архивах обнаружены любопытные документы, например: «Список лиц, принимавших участие в пожертвовании денег по подписному листу для образования фонда имени украинского писателя и общественного деятеля в Галиции Ивана Франко». Здесь значатся фамилии рабочих и служащих Московско-Киево-Воронежской железной дороги и крестьян. Они собирали средства для помощи Ивану Франко. Эти лица были полицией арестованы...
В эти последние годы скованный болезнью писатель, превозмогая недуг, много ездил по родной стране: читал землякам своего «Моисея».
Осенью 1911 года отделение союза учителей в Тар-нополе пригласило Ивана Франко выступить у них.
Договорились о его приезде в один из воскресных дней середины декабря. Расклеили афиши. Наняли большой зал. Пассажирский поезд приходил из Львова в Тарнополь около трех часов дня. Целая делегация вышла на вокзал встречать дорогого гостя. А он почему-то не приехал...
Следующий поезд, скорый, прибывал после пяти часов. А начало вечера было назначено на пять.
Один из устроителей этой встречи учитель гимназии сын известного писателя Андрея Чайковского — Николай Чайковский отправился на вокзал встречать следующий, пятичасовой поезд. Он вспоминает:
«Было уже довольно темно. Вокзал слабо освещался, и я очень боялся пропустить Франко. Хожу вдоль вагонов и вижу, что к выходу поспешно направляется какой-то человек небольшого роста. Я бросился за ним, действительно это был Франко. Мы поздоровались, и я проводил его до экипажа.
На вокзальной площади выстроились в два ряда ученики гимназии и приветствовали гостя возгласами:
— Слава!
Франко это было очень приятно. Он сказал:
— Вот хорошие ребята!
По дороге я спросил у Франко, не голоден ли он. Мы остановились возле Подольской гостиницы и за* шли в ресторан. Франко заказал себе котлеты и пиво. Я его, разумеется, покормил и напоил: у Франко были парализованы обе руки».