Более того, отрывок из «Анналов», озаглавленный «Хроника Людовика XI» и напечатанный в Париже Галлиеном де Пре5, гласит следующее: «их первое и основное требование состояло в следующем: чтобы было проведено собрание трех сословий, так как для всех людей на протяжении многих веков оно оказывалось единственным лекарством ото всех бедствий и это собрание всегда обладало властью разрешать трудности всякого рода». На 28 странице читаем: «24 числа была предоставлена аудиенция в Парижской Ратуше для посланцев знати, где присутствовали представители университета, парламента и чиновничества. Посланцам был дан ответ, гласивший, что их требования представляются справедливыми и должен быть созван совет сословий6». Повторяю, таковы слова историка, и, кажется, будто они подтверждают старое и справедливейшее присловье Марка Антония7: «Хотя все мятежи всегда бывали тягостны, однако все же некоторые из них были справедливы и прямо неизбежны»8. Однако наиболее законными и необходимыми среди всех нам представляются те выступления, [которые происходят в случае,] когда народ подавлен зверствами тирана и с плачем взывает о помощи со стороны законного собрания граждан. Как! Неужели положение граждан должно быть ниже, чем было положение рабов в былые времена, когда те были настолько подавлены некогда варварством своих хозяев, что, как поведал нам о том Ульпиан, сбегались к префекту города и робко жаловались на своих господ9?
Таким образом, Гаген в своем жизнеописании этого самого Людовика при описании ответа герцога Карла Бургундского королевским посланцам рассказывает: «Карл выслушал послов и ответил им, что нет ничего, что так способствовало бы заключению мира, как собрание трех сословий, где приличествовало бы собраться по поводу подобных раздоров независимо от того, были они вооруженными или же происходили без оружия. Когда же послы через вестников сообщили об этом ответе Людовику, то король стал возлагать надежду на проволочки и в итоге назначил совет в Туре на апрельские календы 1667 года. Ко времени, определенному для этого собрания, прибыли люди со всего королевства и т. д.»10. То же самое крайне многословно сообщается в анналах, о которых мы упоминали, и в четвертом томе «Больших хроник», где также прибавлено нечто такое, что (как нам кажется) необычайно важно отметить и запомнить, а именно, что некие испытанные люди должны были быть избраны от каждого сословия, чтобы восстановить порядок в государстве и обеспечить закон и справедливость12. Далее мы обнаруживаем у Никола Жиля: «после битвы при Монтлери, ряд крайне мудрых и благоразумных людей был избран в качестве стражей общественного блага точно таким образом, как это было согласовано между королем и вышеназванными вельможами. И первым среди них согласился граф Дюнуа, который был и первым инициатором восстания»13.
Как мы уже отмечали выше, существовал старинный обычай (возникший после того, как предельно возросло могущество духовенства) разделять население на три сословия, духовенство добилось того, чтобы считаться первым из них. Когда же были учреждены стражи государства, то их избирали по двенадцать достойных людей от каждого сословия. Так в этом совете было установлено, что будут учреждены тридцать шесть стражей государства для того, чтобы устранялись общие трудности общим старанием. В четвертом томе своей хроники Монстреле писал об этом так: «Прежде всего, было постановлено впредь избирать тридцать шесть людей, наделенных властью, которая была равна королевской, чтобы привести в порядок государство и облегчить ношу простого народа от бремени поборов. Двенадцать человек должны были принадлежать к духовенству, столько же — представлять дворянство, а двенадцать — лдодьми сведущими в законе и праве. Этим мужам должна была быть доверена власть изучать, какие именно беды и трудности испытывало королевство и пускать в ход средства против пороков. Король же дал клятву и обещал своим королевским словом (обычно использовалась именно эта фраза), что он будет считать имеющим юридическую силу то, что постановят эти тридцать шесть человек»14.