«Победа! Победа! — ухало у него в голове. — Победа! Спасён! Спасён! Благодарю! Благодарю тебя, Господи! Спасибо тебе! Спасибо тебе, Пресвятая Богоматерь!»
Теперь зрители могли сколько угодно выражать свой восторг. Конечно, восторг и ничего другого — какие ещё эмоции может вызвать у христиан тот, чью правоту подтвердил сам Бог? Даже те в толпе, кто сочувствовал Амбруазу, теперь рукоплескали победителю. Все или почти все были на его стороне. Понимая важность момента, Раурт не спешил, его конь медленно, шагом приближался к недвижимому противнику.
Поравнявшись с «трибуной», Вестоносец гордо посмотрел на расположившихся в сёдлах ноблей. Большинство из них, особенно такие, как Жак де Майи, искренне радовались победе Раурта, но некоторые, например, княжичи Галилейские, сыновья Эскивы де Бюр, отводили глаза — они искренне переживали за отчима, чью вину перед королём Иерусалимским подтверждали результаты поединка.
Ликование буквально переполняло Раурта. Он даже не остановился возле побеждённого Амбруаза, так как хотел непременно растянуть момент триумфа и собирался, проехав несколько туазов, развернуть коня и, возвратившись к поверженному врагу, спешиться. Сжимая шенкелями бока жеребца, он начал медленно, даже торжественно поворачиваться, как вдруг внимание его привлёк вспыхнувший зелёным дьявольским глазом крупный смарагд на руке одного из одетых в простой шерстяной плащ монахов, стоявшего возле коня какого-то важного церковного иерарха.
Вестоносец не мог не узнать этого перстня.
«Жюльен? Но почему ты здесь?»
«Отгадай!» — прозвучало в голове.
Не успел Раурт осознать, что ответ Жюльена всего лишь пригрезился ему, как конь под седлом победителя тревожно заржал и начал становиться на дыбы. Всадник вцепился в поводья. Ему удалось не свалиться на землю, однако время радоваться ещё не настало. В жеребца словно бы вселился бес. Он громко заржал, затанцевал под хозяином, а потом ни с того ни с сего поскакал, точно пришпоренный, вдоль барьера. Могло показаться, что животное заметило призрака и решило, не дожидаясь решения всадника, самостоятельно атаковать его. Однако хуже всего было то, что жеребец никак не реагировал на попытки хозяина подчинить его своей воле, а с каждым мгновением набирал и набирал скорость. Глина, пыль и мелкие камушки веером летели из-под копыт.
И вот уже промелькнул сбоку шатёр Амбруаза де Басоша, осталось позади ристалище и зрители. Конь, казалось, летел, как будто бы у него в единый миг отросли крылья. Он совершенно не замечал тяжести облачённого в железо седока, более того, к собственному неописуемому ужасу, Раурт и сам почти не чувствовал собственного веса.
«Как муж Мелисанды! — вспыхнуло в мозгу Вестоносца. — Как рыжий король Фульке! За что, Жюльен? За что?!»
Долго такая скачка продолжаться не могла. Конь споткнулся, и, вылетая из седла, несчастный сын корчмаря из Антиохии ещё раз мысленно воззвал к Господу. Но Бог не услышал его мольбы.
Последнее, что увидел в своей жизни рыцарь Раурт из Тарса, была жёсткая каменистая земля; в следующее мгновение Вестоносец ударился головой об огромный валун и, дёрнувшись, подобно побеждённому противнику, затих навсегда.
XI
Как уже говорилось выше, в конце 1181 года скончался восемнадцатилетний наследник Нур ед-Дина Малик ас-Салих Исмаил, и по смерти его Алеппо завладели наследники Кудб ед-Дина Маудуда, младшего сына Имад ед-Дина Зенги. Скоро они осуществили своеобразную рокировку: старший из них, Изз ед-Дин атабек Мосула, отдал младшему, Имад ед-Дину, атабеку Синджара, Алеппо в обмен на прежний удел, то есть на Синджар, богатый город в междуречье Тигра и Евфрата.
Подобный вариант не устроил одного весьма важного и влиятельного господина, некоего Кукбури, командовавшего вооружёнными силами белой столицы атабеков. Чтобы отделаться от назойливого военачальника, ему пожаловали во владение Харран, город, расположенный на реке Балих, притоке Евфрата.