Имея в своём распоряжении богатый удел, Кукбури получил прекрасную возможность «отплатить» господам за благодеяния и с удвоенными силами принялся строить против них козни и интриги. Он склонил на свою сторону Ортокидов; так, на севере началась ожесточённая война мусульман против мусульман. Как нетрудно предположить, единственным, кто по-настоящему выгадал в результате этой заварушки, оказался Салах ед-Дин. Он прибрал к рукам почти всю Месопотамию, захватил Эдессу, а также и парочку-другую городов, расположенных поблизости от неё. Штурмом взял Синджар. Завоевал расположенный на реке Тигр город Диарбекир, который вместе со всем добром, включая одну из лучших библиотек исламского мира, пожаловал союзнику, князю Хизн-Кайфы, находившейся милях в шестидесяти пяти вниз по течению Тигра.
Салах ед-Дина немного отвлекла смерть племянника Фарухшаха в Дамаске и вторжения франков поздней осенью-зимой того же года, однако в следующем, 1183 году от Рождества Христова султан Египта и Сирии наконец присоединил к своим обширным владениям вотчину покойного господина — непокорную белую столицу атабеков. 17 июня по календарю франков, или 23 числа месяца раби аль-авваль 579 года лунной хиджры, Имад ед-Дин под смешки бывших подданных отправился в свой родной Синджар, любезно пожалованный ему Салах ед-Дином, который на следующий день осуществил торжественный въезд в город.
Спустя немногим более двух месяцев султан вернулся в Дамаск. Теперь вчерашний курдский выскочка стал самым настоящим императором, чьи владения простирались от Киренаики до самого Тигра. Уже скоро в письмах к римскому понтифику Салах ед-Дин начнёт величать себя: «rex omnium regum Orientalium» — повелитель всего Востока. Но это позже, а пока ему удалось как следует нагнать страху на своих; Изз ед-Дин Мосульский, не помышляя больше о войне со столь могущественным властителем, в страхе затаился за высокими стенами своей столицы. Султан Анатолии искал дружбы с султаном Египта и Сирии, князья-сельджуки хотели бы, но не имели сил бросить ему вызов. Византия, в которой после кровавых убийств коронованных особ воцарился сластолюбивый старец, шестидесятичетырёхлетний Андроник Комнин, больше ни для кого не представляла угрозы[73].
Для Салах ед-Дина наступал момент обратить свой грозный взор на Запад, где на узкой полоске прибрежной земли от Александретты на севере и до Дарона на юге, да ещё и в Заиорданье, продолжали жить самые заклятые враги истинной веры, латиняне, наследники великих пилигримов Первого похода.
Не пробыв и месяца в своей столице, султан во главе армии, закалённой в боях с единоверцами, двинулся в Палестину и 29 сентября, форсировав Иордан немного южнее Галилейского моря, занял город Бейзан, чьи жители при первом известии о приближении неприятеля бежали под защиту стен Тивериады.
Регент Иерусалимского королевства, собрав войска, выступил навстречу неприятелю.
К 1 октября в лагерь, что приказал разбить под Сефорией граф Яффы и Аскалона Гвидо Лузиньянский, собрались все бароны земли и, конечно, самые главные из них: Ренольд де Шатийон, братья Ибелинские, Гольтьер Кесарийский и Ренольд Сидонский. На призыв откликнулся Раймунд Триполисский, а также и госпитальеры, прибывшие в Сефорию во главе с магистром Роже́ром. Пришли также и два знатных крестоносца из Европы — герцог Брабанта Годфруа и аквитанец Рауль де Молеон со своими дружинами[74].
Спешил в Галилею и Онфруа де Торон. Однако пасынку сеньора Петры не повезло, он, можно сказать, провалил своё первое самостоятельное задание: не доходя до места сбора войск на склонах горы Гелвуй, солдаты Салах ед-Дина устроили юному наследнику князя-волка засаду. Самому Онфруа посчастливилось избежать плена, но большая часть его отряда была перебита или захвачена противником.
Тем временем из Сефории лагерь переместился к Голиафовым прудам. Здесь превосходящие силы мусульман атаковали авангард, возглавляемый братом Гвидо, Амори́ком, и едва не обратили франков в бегство, однако своевременная поддержка, оказанная коннетаблю тестем, Бальдуэном Рамлехским, и его братом Балианом, помогла спасти ситуацию.
Салах ед-Дин растянул фланги своей армии, словно бы собирался окружить латинян, однако решительных действий не предпринимал. Пять дней ни одна, ни другая сторона не отваживались атаковать. В лагере христиан начался голод, и наёмники-итальянцы стали роптать, пока некоторые из дружинников сеньора Трансиордании не надоумили товарищей заняться рыбалкой. Рыбы в прудах оказалось достаточно, и угроза голодного бунта миновала. Теперь франки могли находиться на удачно выбранной позиции сколь угодно долго.
73
После смерти Мануила на престол был возведён его сын, одиннадцатилетний отрок Алексей II, императрица Мария Антиохийская стала регентшей, а племянник покойного базилевса, протосеваст Алексей Комнин, её любовником. Порфирородная Мария, дочь Мануила, и её муж Райньеро де Монтферрат составили заговор против юного императора. Заговор провалился, и его участники бросились искать убежища в Святой Софии. Святотатственная попытка подручников регентши ворваться туда возмутила народ столицы, потребовавший простить заговорщиков. Несмотря на прощение, партия Марии не снискала благорасположения в горожанах, ненавидевших латинян в первую очередь из-за торговых льгот, которые имели в Константинополе итальянские коммуны. Тут патриотично настроенные представители знати вспомнили о престарелом Андронике Комнине, кузене Мануила, жившем в изгнании в Понте (Северо-Восточная Анатолия, южное побережье Чёрного моря).
При приближении войска Андроника ромеи вырезали купцов-латинян, лишь немногим из которых посчастливилось уцелеть. Протосеваст Алексей, любовник базилиссы Марии, был брошен в тюрьму и ослеплён. Таинственным образом оказались убиты и порфирородная Мария с мужем Райньеро. Саму императрицу удавили, предварительно вынудив её тринадцатилетнего сына подписать приказ о казни собственной матери. Андроник объявил себя соимператором, а спустя два месяца, в ноябре 1182 г., после убийства отрока Алексея, самодержцем и правителем самого большого на Земле христианского города. Спустя менее чем три года народ, так бурно радовавшийся приходу к власти
Патриотизм, как мы убеждаемся, может оказаться опасен в том числе и для самих патриотов. В общем, получилось так: нашим же салом нам же и по сусалам. Императором стал ещё более патриотичный Исаак Ангел. Чехарда на троне Второго Рима продолжалась ещё почти двадцать лет и завершилась 13 апреля 1204 г., когда крестоносцы Четвёртого похода штурмом взяли Константинополь, на целых пятьдесят семь лет ставший столицей Франкской Романии.
74
Согласно хронике Гвильома Тирского, всего было 1300 рыцарей и 15000 пехоты. Однако едва ли это верно, так как даже при Хаттине у христиан было 1200 рыцарей и не более 10000 пехоты.