Кто-то потряс Ренольда за плечо, тот встрепенулся и невидящим взглядом уставился на белокурого ангелочка. Ангелочек? Онфруа в свои двадцать продолжал оставаться ангелочком, хотя, если уж продолжать цепочку сравнений, теперь он скорее походил на слегка состарившегося херувима.
С беспокойством вглядываясь в лицо отчима, юноша проговорил:
— Батюшка! Батюшка? Мессир? Вы не задремали? Извольте, его величество речь держал, а теперь голосовать велит.
Можно было бы особенно и не напрягаться. Все споры свелись к одному — идти или не идти завтра к Тивериаде, выручать графиню Эскиву из беды или пожертвовать ею и её городом?
Несмотря на страстные речи некоторых из собравшихся и слёзы отроков Оттона и Рауля, совет, с небольшим преимуществом, проголосовал за предложение Раймунда. Ещё на три дня армия оставалась в Сефории.
IX
Жослен Храмовник, или Жослен Ле Балафре, пребывал в весьма благодушном настроении — Бог с ним, что он так и не добрался до Горной Аравии. Прошло почти полтора месяца после Крессонского побоища, прежде чем он встретился со своими. И ездить никуда не пришлось, они сами прибыли в Акру по зову короля. Князь, увидев физиономию вассала, наполовину закрытую повязкой, только хмыкнул и, покачав головой, произнёс: «Клянусь святым Райнальдом, моим покровителем, герой. Герой, да и только!»
Некоторые из рыцарей, особенно молодёжь, стали относиться к товарищу с особым почтением, кое-кто даже пытался лезть с вопросами: мол, как? да что? — но одноглазый воитель отвечал с безразличной ухмылкой: «Ничего особенного. Порубились немного. Дело обычное, что тут рассказывать?»
Ещё до приезда своих из Заиорданья Жослен, едва встав с кровати, поскакал в Акру, чтобы увидеться с дамой Агнессой, спеша как можно скорее похвастаться перед ней ранами, полученными в битве. Графиня сделала вид, что восхищена. Старая служанка Агнессы, монахиня Мария, вела себя куда откровеннее и не скрывала испуга по поводу увечья, полученного верным рыцарем госпожи.
Увечья? Всё же глупый народ женщины!
Жослен вовсе и не считал, что его изувечили, — проливать кровь, особенно когда ты молод, обычное дело. А кому тогда воевать? Старикам? Женщинам? Младенцам? Или, может, попам? За ответом далеко ходить не приходилось. Однако возможность поквитаться с язычниками за раны и за смерть товарищей вдохновляла Храмовника. Он знал, чувствовал — приближается час великой битвы. И что очень важно, в канун её магистр Жерар оказал молодому человеку великую честь — сам предложил принять его в орден! «Ты — тамплиер и именем своим, и духом. Буду рад видеть тебя среди братии. Что же до лепты, которую, вступая, каждый должен внести в казну Дома, пусть твоя удаль в битве с богомерзкими язычниками станет твоим вкладом! Капитул не будет возражать. Пусть только попробуют встать у меня на пути!»
Искренне польщённый, Жослен, разумеется, рассыпался в благодарностях, но ответил, что сначала, как и подобает доброму рыцарю, испросит благословения у сеньора. Что может быть естественнее и проще? Между тем возможности сделать это всё как-то не представлялось. Можно, конечно, было просто подойти к князю и сказать что-то вроде: «Государь, вы были добры ко мне, и я служил вам честно, но теперь я хочу оставить службу, ибо избрал себе другого сюзерена, более достойного, чем даже вы, самого Господа. Прошу вас не держать на меня за то обиды». Сеньор, безусловно, отпустил бы его и благословил, но... слова дьявола, сказанные им в ту ночь, когда скачка и... уж если честно признаться, трава ресина, чуть не сделали безумным гонца дамы Агнессы, никак не шли у него из головы. Но что мог сделать молодой рыцарь со своими переживаниями? Ах, если бы знать, где теперь тётя Марго! И отчего ему за все эти годы не пришло в голову отыскать её? Отыскать, но как? Как? Или зачем?
Приготовления к войне и связанные с ними хлопоты отвлекали Жослена от опасных мыслей. Ввиду важности момента жизнь как бы разделилась на две части: первая, которая была до будущей победы над язычниками (победы, и только победы, а как же иначе?), заканчивалась, а вторая, которой предстояло начаться сразу же по окончании предстоявшей битвы, обещала стать совсем другой. В ней, в той, завтрашней жизни всё будет просто и понятно, и ответы на все вопросы найдутся сами собой. Завтра, завтра, завтра... Завтра развеются печали и будут оплачены прежние труды. Всё это завтра. Скорее бы, что ли?!