Надо ли говорить, что простой рыцарь вроде Жослена, вздумай он призвать к ответу сиятельного предателя, получил бы такую отповедь, что вылетел бы из шатра графа со скоростью стрелы, выпущенной из самого мощного арбалета? Но Храмовник и не думал идти к Раймунду сам, он решил обратиться к своему сеньору и, вскочив на спину Гюзали, поспешил к князю. Солдат у палатки сеньора сказал Жослену, что господин принимает благословение от святой женщины, пожилой монахини, пожелавшей напутствовать христиан накануне испытания.
— Это важно! У меня срочное дело! — рассердился рыцарь. — Поймали шпиона!
— Раз так важно, идите к марешалю Гольтьеру, мессир, — посоветовал стражник. — Господин нарочно велел мне не пускать никого. Так что уж не взыщите.
Если бы не последние слова солдата, Жослен, скорее всего, разозлился бы, но так он подумал, что и правда следовало бы доложить Гольтьеру Дюрусу, марешалю Иерусалима, как-никак он официальное лицо и к тому же первый помощник брата короля — вот пусть и разбирается!
— Верная мысль! Спасибо, что подсказал мне! — похвалил Храмовник стражника и, чтобы срезать дорогу, направился к палатке марешаля через расположение тамплиеров.
Проезжая поблизости от шатра Жерара де Ридфора, Жослен увидел толпу братьев-рыцарей и посреди них великого магистра, восседавшего на прекрасной арабской лошади. Он что-то рассказывал рыцарям, которые время от времени смеялись или, напротив, шумно выражали возмущение. Поприветствовав храмовников, озабоченный сделанным открытием рыцарь уже хотел двигаться дальше, как вдруг мэтр Жерар окликнул его:
Куда это наш друг так спешит на ночь глядя? Без седла и даже без уздечки? Может быть, на лагерь напали сарацины, а мы и не знаем? Поведайте нам, каковы причины, брат Жослен!
— Да вот незадача, мессир! — взволнованно воскликнул рыцарь и, подъехав поближе, показал на шкатулку у себя в руке. — Поймали шпиона Саладина, да слуги придавили его сгоряча. А вот это вот осталось. Наверное, какое-то дьявольское зелье. Уверен, мерзавец хотел испортить наших лошадей.
— Что Саладин мерзавец — несомненно, — изображая непонимание, согласился сир Жерар. — Но зачем же вы придавили его? Это вы погорячились! Нельзя так обращаться с королями неверных! Кое-кому из христиан будет одиноко на этом свете без своего дружка-язычника!
Рыцари засмеялись, понимая, в какую мишень направил стрелу своего остроумия их предводитель. Жослен улыбнулся из вежливости, но тут же продолжил без тени веселья:
— Мессир! Это очень серьёзно! Тот, кто подослал изменника, пошёл разговаривать с его сиятельством графом Триполи. Я направлялся к марешалю Гольтьеру...
Ухмылка сползла с лица Жерара де Ридфора.
— Что-что?! — переспросил он. — Что ты сказал?! А ну-ка повтори!
X
Солдат, охранявший вход в шатёр Ренольда де Шатийона, туго знал своё дело и очень правильно поступил, что не пустил к нему посетителя — не след рыцарской мелюзге отвлекать сеньора в столь поздний час, а особенно когда тот общается с людьми Божьими.
Князь, как известно, не слишком-то жаловал подобный народец, но, сам не зная отчего, вероятно, из-за раздражения, вызванного результатами заседания, вернее, их отсутствием, подумал, что ему не повредит немного успокоить душу. Подумав таким образом, Ренольд велел стражнику позвать женщину, намереваясь высказать ей наболевшее, а может, даже и исповедаться перед ней, совершенно незнакомым человеком. Однако, едва старица переступила порог палатки сеньора Петры, он понял, что ошибался, так как знает визитёршу, и, возможно, даже очень хорошо.
— Где я видел вас, святая мать? — спросил он, понимая, что определённо встречал её много раз. — Вы...
— Мария, мессир, сестра Мария, — проговорила она. — Я служу Господу и услужаю...
Князь поднял руку:
— У тебя важная весть от госпожи?
— В каком-то смысле.
— Что это значит?
— По крайней мере, для меня она важная, — пояснила Мария и добавила: — А для вас... как мне знать?
— Выйдете все, — приказал Ренольд слугам и, когда последний из них уходил, окликнул его: — Скажи страже, чтобы никого ко мне не пускали. — Отдав распоряжения, он обратился к монахине: — Говори.
Вместо этого она откинула капюшон, и тут только князь подумал, что никогда прежде не видел лица Марии. В шатре наступила гробовая тишина, даже шум снаружи перестал доноситься под его своды, будто бы он находился не среди десятков шатров и сотен, даже тысяч палаток в огромном лагере христиан, а где-нибудь в безлюдных горах или в пустыне.