Жерар де Ридфор говорил довольно долго, а кандидат, точно во сне, повторял одно лишь да. Да, да, да, да, да...
Наконец процедура подошла к концу, хотя, как позже обнаружил Жослен, прецептор здорово сократил её ввиду остроты момента. Что ж, если уж иначе нельзя, то и на том спасибо.
— Теперь во имя Господа, Богородицы и Святой католической церкви, во имя отца нашего, апостолика римского, всего братства Храма мы принимаем тебя в нашу общину, дабы ты разделил наш общий подвиг во имя Божье, — возвестил Жерар де Ридфор и закончил: — Прими же и ты нас как участников тех добрых дел, которые ты уже совершил или совершишь в будущем. Мы обещаем тебе хлеб и воду, а также скромные одежды члена нашего братства и вместе с тем лишения и каждодневный труд.
Товарищ магистра помог новоиспечённому брату подняться, и все четверо расцеловались. В какой-то момент — рыцарь по прозвищу Храмовник, ставший настоящим храмовником, даже и не понял, в какой точно, — на плечи ему накинули принесённый слугой белый плащ с кроваво-красным крестом.
— Приветствуем тебя, брат Жослен Ле Балафре, — произнёс Жерар, и оба его товарища повторили:
— Приветствуем тебя, брат.
— Приветствуем...
Брат!
XI
Едва солнце встало над Галилейскими горами, тамплиер Жослен Ле Балафре, сняв шлем, сбросив кольчужный капюшон и обмотав голову белым кеффе, верхом на Гюзали занял место в арьергардных колоннах войска иерусалимского короля. Там же, согласно принятому накануне решению, находились госпитальеры и отряды из Заиорданья, а также дружина барона Наплуза.
Центром войска командовали сам король и его брат, коннетабль Аморик. Авангард, как и полагалось по закону, вёл хозяин той местности, по которой проходило войско.
Если душа новоиспечённого храмовника пела и сердце, казалось, было готово выпрыгнуть из груди, то предводитель передовых отрядов христианского войска отправился в поход мрачнее тучи.
Получив приказ к выступлению, граф буквально застонал от злости и досады. Более всего он не желал допустить столкновения с Салах ед-Дином именно теперь. Пусть потом, через год, пусть даже через несколько месяцев, но не нынче, несмотря на то, и даже в какой-то степени потому, что султан так подло обманул его. Правитель Триполи и Галилеи хотел, чтобы все забыли про... про его предательство.
Предательство.
Да, безумец Жерар сам атаковал мамелюков, сам стал причиной гибели христиан, но всё же... в глазах большинства он выглядел героем — не пожалел отдать жизнь за святое дело — ведь магистр получил раны. А то, что Господь пощадил его в сече, не дал погибнуть, лишь подчёркивало правоту деяний фанатика. Всё, казалось, оборачивалось против графа Триполи. Как хорошо, как славно было бы, если бы бароны, оставив ревность, согласились бы сделать его своим королём! Так нет же! Не пожелали!
Мерзкий ренегат Улу! О, если бы он попался под руку Раймунду два месяца назад! Граф считал, что никогда не увидит гнусного изменника, посмевшего вести с ним столь бесчестную игру. И что же? После всего, что случилось, он вернулся, пришёл, когда пожелал... его хозяин. Хозяин? Так ли?
Старик со смарагдовым перстнем появился как раз после заседания Курии, где, несмотря на откровенные насмешки магистра Храма и яркую речь Ренольда де Шатийона, вызвавшую горячую поддержку, особенно в рядах наёмников и смутьянов, благоразумные доводы триполитанца возымели всё же должное действие на рыцарей. Граф хотел сразу приказать страже вышвырнуть Улу вон или даже немедленно зарезать его, но, исполненный благодушия после своей победы на военном совете, передумал, решив, что всегда успеет разделаться со шпионом. Тот, словно ничего и не подозревая о намерениях графа, сказал, что султан хочет решительного сражения, и нужно, чтобы франки вышли из Сефории и пошли к Тивериаде северной дорогой. «Я только что сделал всё, чтобы этого не случилось, — глядя в глаза посланцу Салах ед-Дина, усмехнулся Раймунд. — А теперь вон отсюда или ты предпочитаешь, чтобы тебе перерезали глотку?» Словно бы и не слышав ни гневной отповеди, ни откровенных угроз, Улу продолжал: «Султан велел... велел передать вам, мессир, что, если вы поможете ему, он поможет вам. А если Всевышний также поможет султану, и он разобьёт франков, повелитель всего Востока обещает, несмотря ни на что придерживаться расторгнутого вами мирного договора. Великий владыка правоверных понимает, что заставило вас поступить таким образом, и не гневается на вас. Он клянётся вам, что не станет трогать ваших земель не только в Триполи, но также и в Галилее». Граф ненадолго задумался, но ответить так и не успел, поскольку пришёл Жерар де Ридфор с очередным обвинением в предательстве. Улу пришлось скрыться, и больше он не появлялся.