— Знал, — возразил рыцарь и с вызывающей ухмылкой добавил: — Убивать пленных — большая доблесть. Когда-нибудь и твоих солдат, которые попадут в плен, вот так же перережут без жалости.
Султан пропустил это замечание мимо ушёл и вновь спросил:
— Так ты знал, что если тебя поймают, то казнят?
— Конечно, знал. Или ты думаешь, я надеялся ускользнуть, после того, как убил бы его? — Жослен мотнул головой в сторону Улу.
— Ты жалеешь, что не смог сделать этого?
— О чём теперь говорить?
Повелитель всего Востока на какое-то время задумался. Он посмотрел на рыцаря, которого мамелюки продолжали крепко держать за руки, затем перевёл взгляд на шпиона, потом снова на Жослена и неожиданно проговорил:
— А если бы тебе представилась такая возможность?
— Какая?
— Убить его, зная, что потом тебя казнят.
— К сожалению, меня казнят и без этого, — с искренним огорчением произнёс молодой тамплиер. — Но если бы Господь сотворил такое чудо, я был бы ему очень благодарен. К сожалению, я не смог бы славить имя Его слишком долго, но всё же... Ты — могущественный царь, повелитель, зачем тебе дразнить обречённого? Тебе в том нет чести.
— Отпустите его, — приказал Салах ед-Дин и, поскольку мамелюки, державшие Жослена, не поверили своим ушам, повторил: — Отпустите! Отдайте ему саблю!
— Великий государь, — забеспокоился Улу, — вы отпускаете его? Он не просто ваш враг, он, как мне доподлинно известно, доводится князю Ренольду сыном! Его мать, монахиня Марго, живёт в Акконе...
— Это правда, что твой отец казнённый мной князь Петры?
— Да! — Храмовник гордо вскинул голову, с вызовом глядя на султана. — Это правда! И я — самый счастливый человек на свете, потому что имею своим отцом такого человека! Я горжусь им!
— Что ж тут такого? — удивился Салах ед-Дин. — Хорошему сыну и полагается гордиться отцом, кем бы того ни считали другие... Ну что ж, раз так — убей человека, которого ты так ненавидишь! — закончил он, не меняя тона, и оба, и рыцарь, и тот, чьей смерти он сильно желал, разом повернулись и во все глаза уставились на султана.
Первым пришёл в себя изменник.
— Но великий государь?.. — начал он, понимая, что повелитель не шутит. — Я даровал тебе победу!..
Свита неодобрительно загудела, правоверные тяготились необходимостью терпеть рядом с собой в такой знаменательный день грязного шпиона, который, как многие утверждали, к тому же ещё и знался с самим злым демоном Мелеком.
— Вот как? — с деланным удивлением воскликнул султан. — А я-то думал, что мне её даровал Аллах! Аллах и мои доблестные воины. Их мудрые командиры, мои эмиры и шейхи. Но оказывается, я всё время ошибался? Что ж, мой верный Улу, благодарю тебя.
Царь шпионов с мольбой уставился на Салах ед-Дина. Впервые демон, поселившийся в душе отрока Жюльена многие годы тому назад, допустил ошибку. Ренегат и предатель испугался и задрожал, ибо понял, что жизнь сыграла с ним скверную шутку. Всё время он думал, что держал в руках все ниточки судьбы. Да и как ему было думать иначе, ведь он заставлял служить себе многих могущественных владык? Короли, князья, эмиры и шейхи считали, что управляют им, но он смеялся над ними, потешался над их близорукостью. И вот свершилось! Как он мог расслабиться? Произнести эти роковые слова?!
Улу бросился к ногам султана, не жалея красноречия, чтобы убедить его в собственной лояльности. Это стало второй ошибкой предателя — видно, не зря говорят, что тот, кто собьётся с верного пути, не сразу найдёт дорогу обратно. Видя его отчаяние, Салах ед-Дин понял, что поступил правильно, именно об этом и говорил ему мудрый ибн Муббарак. Не существовало иного способа одолеть беса, поселившегося в царе соглядатаев, ибо победить его можно было, только ударив в то место, которое нечистый дух считал у себя более всего защищённым. Хитрый и проницательный человек, Улу, как часто случается с людьми, подобными ему, менее всего опасался предательства, полагая, что никто в целом свете не мог сравниться с ним в этом искусстве.
«Что ж, — с удовлетворением подумал султан, — сейчас этот юноша свершит свою месть. Но то будет не его, а моя победа. Именно так, моя! Ибо сегодня я одержал ещё одну победу над дьяволом!»
— Что же ты стоишь, аль-Маштуб? — словно бы не замечая униженных просьб шпиона, обратился к Жослену Салах ед-Дин. — Вот враг твой. У тебя в руках сабля, что же ты медлишь?
— Я не палач, повелитель, — мрачно произнёс храмовник. — Он не безоружен, пусть вынет свой меч и примет смерть, как подобает.