Амальфиец умолк, но тут же заговорил опять:
— Хотя сам-то Антонио заработает на щенке в сто раз больше. За год он себя окупит на всю жизнь вперёд. Здорово живут те, кто держит девок и мальчишек. На них всегда спрос в порту. Известное дело, моряк или путник изголодается в дороге, так уж и готов заплатить за удовольствие. Хошь и Святая Земля, а человеку без этого дела и тут не обойтись. Как только иные богомольцы могут всю жизнь сидеть в затворе? Небось жмут в кулаке так, что глаза на лоб вылазят!
— Кто тебе сказал, что они жмут в кулаке? — криво усмехнулся Дух. — Те, кому уже не надо ничего, и правда молятся да постятся — что им остаётся-то? — Он сделал выразительный жест и продолжал: — А те, у кого в штанах рожок, а не ливер, не прочь развеяться. Коли деньги есть, одеваются в мирское и выходят в город. Тут, если в кошельке звенит, не пропадёшь. Повеселишься от души... Они в этом толк знают получше нас с тобой. Им ведь работать не надо, вот здоровье и брызжет через край...
Он снова проиллюстрировал свои слова, показав, как и откуда, по его мнению, у попов и монахов брызжет здоровье. Между тем неаполитанец не привык забывать и о собственном организме.
— Однако давай-ка, пока суть да дело, закусим. Ты не бойся, Барнаба не проспит... — заверил он товарища, запуская руку в мешок, куда обычно прятал провизию. — О, дьявол! Где окорок?! Украл? Украл, паскуда! Сволочь! Когда он только успел?!
Марко уставился на товарища бешеными глазами.
— Там же ещё полным-полно оставалось. Я же помню, как ты убирал окорок ночью, когда мы пришли с тобой после дела... — начал амальфиец, но Дух перебил его:
— Я ещё не спятил! Мы с тобой не столько выпили, чтобы я забыл, что перед тем, как нам лечь, там оставалась добрая половина! Ну, Барнаба! Ну смотри у меня, щенок! Ты прав, Губастый, моя доброта пошла мне же во вред. Этой неблагодарной твари место только в притоне у Большого Антонио! Там уж мерзавцу жировать не дадут, придётся попотеть за корочку хлебушка!
— Кстати о хлебе. — Бордорино не мог не поделиться с приятелем, сделавшимся под влиянием нахлынувших переживаний, непривычно говорливым, ещё одним неприятным открытием. — Смотри-ка, Дух, и хлеба поме́нело! Да уж, верно, он проделал это, пока мы с тобой отдыхали. Нажрался от пуза и дрыхнет теперь без задних ног, если уплёл всё это! То-то мне снилось, что золото наше обратилось в дерьмо. Это очень нехороший сон...
— Дерьмо снится к деньгам, — машинально возразил неаполитанец, буквально сражённый чёрной неблагодарностью пригретого им сироты.
— Чёрт! Да он наверняка ограбил нас! — Губастый похлопал себя по кошелю, и лицо его расплылось в блаженной улыбке: — Нет, не добрался, хвала Господу! Проверь свой.
Марко проверил, его доля полученного накануне задатка также оказалась на месте.
Аппетит у него уже пропал, но способности к логическому мышлению Дух не утратил. Он вернулся к рассуждениям относительно заказчика:
— Что для такого человека пятьсот безантов? Станет он ловчить? Тем более что две сотни он уже заплатил!
— Эх, дружок! — с упрёком произнёс амальфиец. — Думаешь, если человек носит шпоры, то откажет себе в удовольствии сжульничать при случае? Ведь он нас не кабана прирезать нанял...
— Тихо ты! — зашипел осторожный Дух. — Вот то-то, что не кабана! Не ори! Как услышит кто? Потянут нас с тобой, и не к виконту на разбор, а в подвал прямёхонько к палачу! И что мы скажем? Что человек, весь в чёрном, подсел к нам в корчме и предложил пятьсот полновесных золотых, если мы прирежем его ненавистника? Что ни говори, всё равно исход один — пытка, пока вытерпишь, а потом казнь. У нас в Неаполе за такое на колесо угодишь. Палачи дело знают — пока все косточки в тебе в муку не покрошат, умереть не дадут. Здесь, как в северных землях, разрубать будут на кусочки. Да не сразу, по частям. Я, слава тебе Господи, не пробовал, так уж, что приятнее, не скажу... Не для того, знаешь ли, я из Италии сбежал в эту вонючую Святую клоаку, чтобы подыхать на плахе. Так вот, будь же ласков, не ори!
Губастый опешил; он никак не ожидал такого напора.
— Прости, прости, брат! — запричитал Бордорино. — Я не то думал сказать. Хочешь, давай сделаем ноги отсюда...
— Конечно, сделаем, — оборвал его Марко. — Только сначала деньги получим. — Он нервно хихикнул и, стремясь обратить всё в шутку, прибавил: — Не зря же тебе дерьмо приснилось?
— Не знаю, как всем прочим, — пробурчал Губастый. — А мне уж если снится дерьмо, то это — к дерьму.
— Что-что? — переспросил неаполитанец.
— Наверное, ты прав, — тяжело вздохнув, произнёс Бордорино и добавил: — Пожалуй, стоит сходить и посмотреть, как там чего?