Он поднял голову. И, глядя на выразительное лицо, Маша с трудом вдохнула. Конечно, знаком! Этот парень сошел с баннера, рекламирующего путешествия на паруснике по Средиземному морю.
— Сама как думаешь? — спросил тот, не прекращая движения и странных манипуляций.
Такой ответ был форменным хамством.
— Дешевая фотомодель для рекламы путешествий. Не уйдешь, позову охрану.
— Рекламы путешествий?
Взгляд незнакомца казался хищным, будто даже с красноватым отблеском.
— Не мешайся под ногами. Твой босс поручил мне закончить опыт. Сам подойдет позже.
— Он мне ничего не говорил, — растерялась Маша, — а я его помощница, лаборантка.
— Тогда помогай, лаборантка. Будешь фиксировать порядок действий.
Неизвестный рывком переместился к вакуумной установке, которая занимала добрую треть стола.
— Закачиваем азот, — в низком голосе сквозил холод неясной угрозы.
— Но сюда же нельзя, здесь вакуум для выращивания графена, — проблеяла Маша, вдруг ощутив себя дичью, которой противопоказаны любые неверные движения.
— Вот и вырастим. Пусть он грызется с азотом.
Крупные пальцы запрыгали по переключателям, отводным трубкам и датчикам.
— Но средовые влияния на графен нужно исключить!
— В пределы исключения! Ученые, боящиеся погрешностей, как людишки — собственной тени, жалкие создания. Для вас жидкости, газы и кристаллы — это нечто имеющее принципиально разную структуру. Думаете, газы инертны, и космический корабль из них не построить.
— Но это так!
— Тысяча пещерных червей! Глупости и страхи. Записывай.
— А что вы хотите сделать?
Мария, глядя на агрессивные движения гостя у приборов, вдруг поверила в его знания. Наверное, один из молодых экспериментаторов, на которых брюзжал ее шеф, возвращаясь с научных конференций. Только ругается странно. Она втайне считала, что за ними будущее, но перечить Михаилу Семеновичу боялась.
— Хлопья графена в форме снежинок.
— Зачем?
— Вдуем их в газовую трубу и получим горючие кирпичи, чтобы бросать в печку для растопки.
Экспериментатор весело оскалился. Сумасшедший. Может, маньяк? Возбудился так, что слюна заблестела у края губ. Маша тревожно посмотрела на плотно закрытую дверь. Незнакомец в момент вырос рядом, коже к коже. От него шел жар, а глаза оказались так близко, что расплывались в пятна. Будто меняли форму.
— Через сеточку графеновых снежинок ничего не прорвется, — выдохнул он ей в лицо горьким растительным запахом. — Но это начало, помощница, потом мы проведем более интересный эксперимент.
— Я возьму планшет для записей.
Ее голос дрожал, но деловой тон казался сейчас единственно возможным спасением от слишком «интересного эксперимента».
Йор мчался сквозь лес, катился многоногой каракатицей, сминая кусты, лавируя между затянутыми сумерками деревьями. Он бросил человеческое средство передвижения на унылой гладкой трассе и около десятка километров углублялся в живые пространства. Это были не Просторы Орфорта, яркие, постоянно меняющиеся. Они бы тянулись к охотнику щупальцами, готовые разорвать при малейшей слабости и ошибке. На планете людей лесная жизнь едва теплилась, пряталась по норам, кустам и древесным истуканам, замирала и драпала при приближении изоморфа.
Пусть не радость охоты, но хотя бы бег. Клетки тела Йора рвались наружу изголодавшимися ростками. Треклятый заказ и необходимость выглядеть и говорить подобно жалким созданиям с четырьмя конечностями, пользоваться человеческими знаниями рождали ярость внутри. А нужно сдерживаться, контролировать себя. К пещерным червям! Он разорвет в клочки какую-нибудь лесную тварь, а уже потом заберется в авиетку.
Приняв решение, Йор не стал медлить. Рогатое настороженное создание дышало совсем рядом, какие-то двести метров через прелый провал в земле. Расщелина — на человеческом языке. Изоморф изменился, подчиняясь цели и зову убийства. Несколько мускулистых конечностей спружинили и подбросили удлинившееся тело вперед. Второй затяжной прыжок, третий. И он упал на живое существо, превратив себя в сотню рвущих плоть ростков. Глупое создание вздернуло голову с бесполезными ветвями, но Йор уже входил в тело, нырял в кровь, в соцветия и перекрестья сосудов. Ярость выплескивалась наружу. Животное послушно распадалось, облепляя ростки влажным месивом. От этого наслаждения приходилось слишком долго воздерживаться.
Успокоившись, изоморф замер в неподвижности рядом с ошметками оленя. Его тело медленно впитывало ткани животного. Йор вновь подумал об Орфорте и глухо зарычал от тоски. Родная планета была крепким поводком для любого изоморфа и целью пути для такого изгоя, как он. Вне планеты его жизнь будет слишком коротка, поэтому пора вернуться, а не шастать по бесприютному космосу. Что скажут главы Дома? Велят избить до полусмерти за предательство и побег? Не пустят на Стены? Долг каждого изоморфа — трансформация, для этого они ведут вечную охоту на Просторах Орфорта, не покидая свой мир. А единственное, на что годится предатель, — превращение в генетический материал. Останется ли у него шанс выжить среди собственных братьев?