Под вопросом находилась сама возможность существования режима в послевоенном мире. Ни Рузвельт, ни Черчилль, ни тем более Сталин не желали видеть Франко за общим столом при решении вопросов нового мироустройства. Заявка каудильо на сотрудничество с Объединенными Нациями в деле восстановления мира, сделанная в ноябре 1944 г. в интервью агентству «Юнайтед пресс», получила резко отрицательный отклик во всем мире. Франкистская Испания вступила в новую эпоху в состоянии полной неопределенности. Режим ждала долгая и тяжелая борьба за выживание.
Рассмотрение некоторых аспектов, касающихся истории существования франкистского режима в период Второй мировой войны, позволяет сделать следующие выводы. Привычная оценка Испании как одного из верных сателлитов Германии вызывает сомнение. Вопрос о том, на чьей стороне был Франко в период Второй мировой войны, предполагает однозначный ответ — на стороне Испании. Его подчеркнуто эгоистическая позиция была направлена лишь на извлечение максимальных выгод для своей страны. Проведение такой политики требовало непрерывного лавирования между противоборствующими коалициями. Основная цель этой политики состояла в сохранении мира для Испании любой ценой.
Политик, способный учесть состояние страны и избавить соотечественников от новых страданий, заслуживает, как минимум, одобрения со свое здравомыслие. Испанский нейтралитет периода войны оставался реальностью, хотя менялись «вывески», его прикрывающие. Участие «Голубой дивизии» в военных действиях на Восточном фронте имело характер добровольческого мероприятий и может рассматриваться как попытка Франко одновременно решить две проблемы (внешнеполитическую и внутриполитическую) — успокоить заимодавца — гитлеровскую Германию и избавиться от наиболее радикально настроенных сторонников фашизма внутри Испании.
Позиция Франко в отношении отдельных членов антигитлеровской коалиции проявлялась по-разному. Он демонстрировал верность (относительную) государствам «Оси» в действиях против СССР. Это объяснялось идейными соображениями (неприятие идей коммунизма) и, вполне возможно, личной обидой за то, что Советский Союз так активно поддерживал противников национал-традиционалистов в Гражданской войне.
Одновременно, в отношении западных членов антигитлеровской коалиции Франко вел себя подчеркнуто миролюбиво. Это особенно проявилось в ситуации, связанной с британским Гибралтаром, Итак, в одном случае «Голубая дивизия», затерявшаяся под № 250 среди других составляющих вооруженных сил вермахта, в другом — недопущение взятия Гибралтара. Именно в этих двух эпизодах сказалось испанское военное участие (точнее неучастие) в мировом конфликте.
Экономическое сотрудничество со странами «Оси» объяснилось как необходимостью выплатить долги, так и взаимной выгодой в торговле. Одновременно Испания поставляла стратегическое сырье и странам антигитлеровской коалиции.
Что касается идейной близости с фашистскими государствами, то она, во-первых, была поверхностной, а во-вторых, была порождена условиями, в которых сложился франкизм. Ведь франкистский режим возник как антикризисный в условиях преодоления той ситуации, когда бессильны оказались механизмы демократического общества, а идеи национал-традиционализма столкнулись с идеями интернационал-коммунизма.
Франко, оказавшийся во главе «больного» испанского общества, постарался подчинить свои симпатии и антипатии решению одной проблемы — извлечь максимум выгод для своей страны из реально существующего положения вещей. И надо отдать ему должное — он сумел упрочить свою власть внутри страны, избежать участия Испании в войне, обеспечить ей право на существование в послевоенном мире и даже заложить основы фундамента будущей государственности.
ГЛАВА VII
ОФОРМЛЕНИЕ РЕЖИМА
Вопрос о послевоенном статусе Испании представляет особый интерес. Осмотрительность политики Франко во время мировой войны принесла свои плоды сразу же после ее окончания: когда державы-победительницы определяли на Потсдамской конференции новую расстановку сил, ничего угрожающего для франкистской Испании решено не было.
Предложение И. Сталина разорвать дипломатические отношения с Мадридом не нашло поддержки у руководства союзных держав. У. Черчилль в своем выступлении критически отозвался о Франко и его режиме. Однако он подчеркнул, что чрезмерный нажим на Испанию может способствовать росту националистических настроений, а вместе с тем сплочению нации вокруг Франко как национального вождя и упрочению его власти в стране. Г. Трумэн, в свою очередь, уведомил коллег по конференции, что, несмотря на неприятие Соединенными Штатами франкизма как политической системы, его страна не намерена участвовать в новой испанской гражданской войне. Он подчеркнул, что изменение политического режима — это внутреннее дело испанского народа.
И. Сталин, будучи политиком-прагматиком, не настаивал на своих предложениях в отношении Испании. «Испанский вопрос» сравнительно мало волновал советскую сторону на переговорах в Потсдаме, что лишний раз указывало на спокойное отношение к франкистскому режиму. Это необходимо отметить, поскольку обычно И. Сталин умел добиваться от союзников желательного результата, если этот результат представлялся ему действительно желательным.
Пассивная позиция в войне, дававшая в глазах победителей определенное «право на существование» для франкистского режима, была дополнена очень важным обстоятельством, использованным Франко непосредственно в дни Потсдамской конференции. Для понимания этого эпизода необходим небольшой экскурс в историю предшествовавших лет. Франко прекрасно сознавал со времени своего прихода к власти, что его режим не имеет легитимного статуса. Для него, убежденного традиционалиста, такое положение было крайне нежелательным. Поэтому вопрос о том, чтобы придать своей власти легитимный характер и, что не менее важно, уберечь Испанию от новых экстремальных ситуаций, занимал его с самого начала.
Но пока весь мир находился в экстремальной ситуации глобального военного катаклизма, а внутри страны не были преодолены последствия внутренней распри, вопрос об изменении формы власти казался каудильо преждевременным. Однако, постепенно, уже с начала 40-х гг., он начал осуществлять внутреннюю перестройку своего режима. 14 июля 1942 г. было объявлено о восстановлении кортесов, традиционного испанского представительного органа. С одной стороны, кортесы существовали в Испании издавна (первые упоминания о них относятся к концу XІІ в.) и возрождение их было данью традиции, с другой — факт их созыва указывал на то, что Франкистская Испания начала изменяться в духе, соответствующем требованиям новейшего парламентаризма.
Конечно, это был парламентаризм, регулируемый и дозированный соответственно потребностям диктаторского режима, но важен был сам факт отступления от принципа, согласно которому власть стоит выше закона. К политической жизни была допущена лишь небольшая часть политических сил и движений, из числа тех, которые были преданы или относительно лояльны режиму, но даже это открывало возможности для существования различных позиций, мнений для возникновения конструктивной оппозиции.
Свой главный козырь каудильо выложил в день открытия Потсдамской конференции, обнародовав 17 июля 1945 г. проект конституции, названный «Хартией испанцев». Проект основного закона государства признавал многие права человека, присущие демократическим обществам. В частности, в Хартии провозглашались неприкосновенность и свобода личности, уважение к семье, а также право на образование и участие в жизни государства, свободу выбора места жительства и свободу переписки. Однако в статье 35 указывалось на право правительства приостанавливать действие данных свобод.
Обнародование проекта «Хартии испанцев» давало каудильо лишний шанс на снисходительность и понимание со стороны тогдашних вершителей судеб мира, заседавших в Потсдаме, на то, что франкизм получит возможность спокойного существования. А это, в свою очередь, означало, что Испания может спокойно и органично развиваться, подчиняясь внутренним потребностям. Одновременно Франко в очередной раз изменил состав правительства, куда в ущерб фалангистам (ортодоксальным испанским фашистам) были введены представители более умеренной организации «католическое действие». Режим приобретал такие формы, при которых его тенденция к легитимности была очевидна, а значит отпадали основания для постановки вопроса о его насильственном изменении.