Дом отца Мари был построен на месте древнего кладбища; на камнях, огораживающих сад, еще можно было прочитать несколько надгробных надписей; из-за этого бедная малышка дрожала от страха и с наступлением ночи не осмеливалась сделать какое-либо движение. Вечером в день моего отъезда мадам Д. рассказала мне об этом, и, так как мое влияние на ребенка было весьма велико, она попросила, не мог бы я чем-то помочь. Я так привык к чудесам, что ответил: нет ничего легче, мы немедленно проведем эксперимент. Действительно, я подозвал ребенка, положил ей руки на голову, желая снять всякие опасения, и сказал ей:
— Мари, ваша мама хочет дать мне с собой в дорогу персиков; сходите принесите из сада несколько виноградных листьев, чтобы завернуть в них персики.
Было девять вечера — темным-темно. Ребенок побежал, напевая, и вернулся, напевая, — она принесла виноградные листья, сорванные в том самом месте, где лежали надгробные камни, так пугавшие ее даже днем.
С этого момента она не проявляла больше ни малейшего страха, идя в сад или другую часть дома — в любой час ночи и даже без света.
Я вернулся в Осер спустя три месяца, никого не предупреждая о приезде. За два дня до моего прибытия Мари хотели вырвать зуб.
— Нет, мамочка, — оказала она, — подожди. Послезавтра приедет мсье Дюма — он подержит меня за мизинец, пока мне будут рвать зуб, и тогда я не почувствую никакой боли.
Я приехал в указанный день; взяв руку ребенка в свою, я держал ее во время операции, которая прошла без малейшей боли.
Пусть не просят у меня раскрытия явлений, о которых я рассказываю: я не могу этого сделать. Я лишь утверждаю, что все правда. Я ни в коей мере не стараюсь проводить сеансы магнетизма от нечего делать; я это делаю лишь тогда, когда меня принуждают к этому, и каждый раз я испытываю крайнюю усталость.
Я думаю, что с помощью магнетизма нечестный человек может принести много зла. Я сомневаюсь, что с помощью магнетизма честный человек может сделать хоть какое-либо добро.
Магнетизм — это забава, он еще не наука».
И сейчас гипноз далеко еще не наука, хотя в медицине он уже не забава. Впрочем, в исполнении эстрадных гипнотизеров он, конечно, забава, и очень увлекательная, — так считает М. И. Буянов.
Нечестный человек может принести людям вред не только с помощью того, что Дюма в духе своего времени именует магнетизмом; способов приносить вред очень много, из них гипноз должен находиться где-то на последних местах. Это не самая опасная для человечества форма деятельности. Зато пользы гипноз может принести очень много — хотя бы вылечить человека. Магнетизм — могучее оружие, великое лечебное средство, и в этом Месмер был прав. Если он только правильно используется. Гипноз — не нож, которым можно убить человека, а нож, которым можно вырезать воспаленный аппендикс, спасти жизнь.
Дюма не был врачом, он был просто любознательным человеком. Для него магнетизм был кратковременной забавой — как для Энгельса или Диккенса, которые тоже интересовались гипнозом.
Сбылись ли политические пророчества, высказанные уже знакомой читателям Мари? — спрашивает М. И. Буянов. Нет, конечно. Я не стал подробно проверять соответствие рассказа Мари историческим данным, а только выписал из одной дореволюционной энциклопедии следующие строки: «Анри д'Артуа (1820–1883), герцог Бордоский, граф Шамбор, сын герцога Беррийского, убитого в 1820 году. Воспитывался в изгнании в Австрии; умер бездетным. Последний представитель старшей линии Бурбонов. Легитимисты именовали его французским королем Генрихом V».
В книге Александра Дюма «Беседы об искусстве и кулинарии» есть глава «Сеанс магнетизма». Интересно прочитать ее полностью.
«Я хочу ответить на некоторые вопросы о магнетизме, вопросы, которые мне были заданы, после опубликования моего романа «Жозеф Бальзамо».
Один из этих вопросов (тем более важный для меня, ибо я сам себе его задаю) выглядит следующим образом: «Замагнетизированный спит или только делает вид, что спит?» Эту же мысль можно выразить и такими словами: «Существует ли сговор между магнетизером и магнетизируемым?»
Эту проблему трудно решить. Задавать этот вопрос магнетизеру или магнетизируемому не стоит. Они слишком заинтересованы в ответе, чтобы их свидетельство не вызывало сомнений. Вот я и сказал себе: «Я искренне поверю лишь в том случае, если мне удастся усыпить какую-нибудь сомнамбулу, если та не будет знать, что я ее усыпляю». Случай помог успешно разрешить эту проблему.
В прошлое воскресенье Алексис попросил меня, чтобы сыграли «Флакон Калиостро» в театре Сен-Жермен: он хотел, чтобы я увидел его в роли влюбленного. Я договорился с директором театра, и было условлено, что Алексис — на вечернем спектакле вышеупомянутого воскресенья — сыграет роль Дерваля, а его жена роль Дежазе.