Мне жалко молодые годы,
Хоть жил я многих веселей
До незаметного прихода
Печальной старости моей;
Не медленной походкой дней,
Не рысью месяцев, - умчалась
На крыльях жизнь, и радость с ней,
И ничего мне не осталось 1.
1 Ф. Вийон. Лирика. М., 1981. С. 40. Перевод Ф. Мендельсона.
Не будем слишком углубляться в исследования любовной раздвоенности Вийона. В переменах нет никакой раздвоенности. Любовь погибла, но любовь была. "Я смеюсь, плача" - это философия, но это также и литературное клише. Раздвоенность Вийона исчезает, как только становится ясным, что он боится быстротечного времени, а время бежит и походя изменяет мир. Между волокитой Вийоном и поэтом, отрицающим любовь, - расстояние в несколько лет, несколько женщин и несколько разочарований.
В ад низвергнут печальный собрат Толстухи Марго. За эту любовь сначала платят, чувства же здесь ведут к нищете. Одна из баллад Вийона, написанная на арго кокийяров, позволяет увидеть мир, где любовь - обман и где, ласкаясь, крадут кошелек, не больше и не меньше как во время игры в триктрак. Тут любить - значит раскошеливаться.
Тут, глядя вверх, сказал один босяк:
"Башлей в помине нету, хоть ты плачь.
Она меня обчистила, да так,
Что позавидует любой щипач,
И шасть, подлюга, к своему коту,
А трахнул я ее всего разок.
Вот и терпи такую срамоту,
Вот и кляни свой тощий кошелек!" 1
1 Перевод Ю. Стефанова.
Вийон страдал. Он любил и был обманут. Какой бы ни была Катрин де Воссель, она оставила молодого Франсуа ради других поклонников. Он, конечно, был несносным, вмешивался в то, что его не касалось. Его вытолкали за дверь. Его поколотили. Забавная свадьба, скажет потом поэт, который завещает двести двадцать ударов хлыстом свидетелю потасовки. Возможно, этот Ноэль Жоли был как раз в ту минуту счастливым соперником.
Несколько ночей провел под дверью Катрин злосчастный любовник, слишком болтливый, но вынужденный вещать в пустоту. Его доверием злоупотребили так же, как любовью. Бедный Вийон видел Катрин совсем другою, какою она была на самом деле, когда притворялась, что слушает его. Если б он знал...
Его глубоко ранили, и речь не только о разочаровании в любви. Наткнувшись, сам того не подозревая, на "пещеру" Платона, поэт поставит под сомнение весь мир. Целую нить противоречий сплело время, когда речь зашла о Прекрасной Оружейнице. Время обезображивает, старость - не завершение, а отрицание молодости.
Что стало с этим чистым лбом?
Где медь волос? Где брови-стрелы?
Где взгляд, который жег огнем,
Сражая насмерть самых смелых?
Где маленький мой носик белый,
Где нежных ушек красота
И щеки - пара яблок спелых,
И свежесть розового рта? 1
На эти вопросы, которые как бы задает сама себе женщина, стих за стихом отвечает старость.
В морщинах лоб, и взгляд погас,
Мой волос сед, бровей не стало,
Померкло пламя синих глаз,
Которым стольких завлекала,
Загнулся нос кривым кинжалом,
В ушах - седых волос кусты,
Беззубый рот глядит провалом,
И щек обвисли лоскуты... 2
1 Ф. Вийон. Лирика. М., 1981. С. 55. Перевод Ф. Мендельсона.
2 Там же. С. 56.
В представлении о красоте Вийона многое может удивить волокит XX века. Широко расставленные глаза, раздвоенный подбородок больше определяют стиль, нежели реальный образ; поэт не любит сросшиеся брови, а ямочки на щеках его умиляют...
Зеркало времени не менее сурово к телу, чем к лицу. Поэт описывает тело женщины.
Где белизна точеных рук
И плеч моих изгиб лебяжий?
Где пышных бедер полукруг,
Приподнятых в любовном раже,
Упругий зад, который даже
У старцев жар будил в крови,
И скрытый между крепких ляжек
Сад наслаждений и любви?
И еще: старость - это увядание всего. Только стихи приемлют весь ужас, заключенный в портрете: в них чувствуется грусть, замаскированная иронией.
Вот доля женской красоты!
Согнулись плечи, грудь запала,
И руки скручены в жгуты,
И зад и бедра - все пропало!
И ляжки, пышные бывало,
Как пара сморщенных колбас...
А сад любви? Там все увяло,
Ничто не привлекает глаз 1.
Отречение
Катрин де Воссель - женщина двуличная. Поэт оплакивает свою доверчивость, а не наслаждения: он принял пузырь за фонарь, а свинью за ветряную мельницу.
Всегда, во всем она лгала,
И я, обманутый дурак,
Поверил, что мука - зола,
Что шлем - поношенный колпак 2.
Обман питает сомнения. Здесь все наоборот, все борьба противоположностей. Не только время обман - все на свете фальшиво. Уже цитированная баллада говорит об этом без прикрас: стережет лишь заснувший, верить можно лишь отступнику, любовь проявляется в лести... За риторикой антонимов чувствуется боль доверчивого поэта, обманутого кокеткой. "Так злоупотребили моей любовью". Вийон предвосхищает Альцеста. С горькой проницательностью логика он извлекает для себя урок:
Любовь и клятвы - лживый бред!
Меня любила только мать.
Я отдал все во цвете лет,
Мне больше нечего терять.
Влюбленные, я в вашу рать
Вступил когда-то добровольно;
Забросив лютню под кровать,
Теперь я говорю: "Довольно!" 3
1 Ф. Вийон. Лирика. М., 1981. С. 56. Перевод Ф. Мендельсона.
2 Там же. С. 64.
3 Там же. С. 65.
Глава XXI
Будете повешены!
Нотариус Ферребук
Он болен. Он сторонится людей. Служащие Шатле не забыли его имени, но теперь тут некому защитить его: Робера д'Эстутвиля здесь больше нет. Новый прево, Жак де Вилье, сир де л'Иль-Адам, - из тех, кому недостаточно хороших стихов, чтобы выиграть обреченное дело. Лейтенант уголовной полиции теперь Мартен Бельфэ, человек безжалостный; Вийон, насмешничая над ним, своим возможным палачом, вывел его в "Завещании". Поэту нужно остерегаться этих людей. Но надо жить, а рассуждать да морализировать - этим не прокормишься.
Что у него на совести теперь, в октябре 1462 года, когда он, Франсуа Вийон, вновь оказывается в Шатле? Вина невелика - воровство. Грех небольшой, и Вийона быстро освободили бы, дело осталось бы без последствий, если б у судьи была короткая память. Но ведь нашли наконец одного из участников грабежа Наваррского коллежа!
Будучи в ладу с правосудием по делу, приведшему его в мёнскую темницу, Вийон и теперь был бы лишь вором в бегах, которого не слишком усердно разыскивают, но тем не менее разыскивают, как соучастника в деле ограбления Наваррского коллежа. Послали за мэтром Жаном Коле, главным попечителем теологического факультета. Извлеченный из своей камеры, поэт признается наконец в краже, про которую почти забыл.