В Париже любовь была драматичной. В ссылке 1457–1460 годов она становится мучительной. Отказ в помиловании делает еще более горестными годы, проведенные вне Парижа.
Вийон забывает Марту. С ним остается лишь поэма. В то время как судьба поэта ужесточается, стихи прошедших лет приобретают новое звучание: это не только стихи-воспоминание, но еще и оружие.
Ибо в Париже, куда он возвращается в 1461 году по выходе из мёнской тюрьмы, Вийон вновь встречает Катрин и узнает, что она дарит богатому Итье Маршану то, в чем отказывала бедному школяру. Маршан — свой человек при дворе Карла Французского, брата нового короля Людовика XI. Он и дипломат, и финансист, интриган и посредник, деньги к нему сами идут. Поэт говорит о нем со злостью, не соответствующей условностям любовной битвы: Катрин любит его за деньги. Вновь ощущая пережитые некогда обиду и унижение, Вийон одержим одной мыслью: его предали. Катрин предпочла другого. Она привела его на дорогу любви затем, чтобы бросить одного.
Вийону жаль не плотской любви, в которой ему отказывала Катрин. Он оплакивает душевную близость, пережитую с Катрин, которая оказалась лишь обманом. Ему невыносимо вспоминать об их посиделках, о том терпении, с каким она слушала его бесконечную болтовню.
Заставляла ли она его сражаться за нее? Не были ли ягоды смородины, что он жевал, с веток, какими в Париже обычно стегали детей? Действительно ли она выпроводила своего возлюбленного и оставила голым у дверей? Как узнать, где правда у этого странного человека — ведь он мог выдумать все, что угодно, чтобы обвинить виновную в его глазах, для того чтобы представить ее таковой в вечности.
Теперь он в ярости. Он презирает возлюбленную и называет ее отныне не собственным именем, а лишь именем обобщенным. «Дорогая Роза» — так принято обращаться к любимой женщине. «Роман о Розе» здесь просто вовремя пришел на память. Всякая женщина зовется Розой, и народные поэты, шансонье, сочинители песенок порой злоупотребляют символом, который по необходимости выступает то цветком, то каплей росы. «Нежная Роса», «Алая Роза» — это возлюбленная. Вийон еще и насмешничает, когда набрасывается на свою «Дорогую Розу».
Грубее, пожалуй, и не скажешь. Вийон играет на двух словах: foie и foi[325], чтобы передать стиль куртуазной поэзии: своей честью он обязан даме, так же как и распутством; разные чувства питают сердце и желудок! И зачем ей любовь, если она достаточно богата? Спустя некоторое время он пригвоздит ее к позорному столбу, сделав прямой наследницей «Мишо» и «доброго Футера», иначе говоря, неприличной карикатурой на любовь. Пусть выпутывается…
Когда же доходит до того, чтобы направить к Катрин де Воссель посыльного, который доставил бы ей «Балладу», сочиненную в честь Марты или кого-то еще, Вийону приходит на память самое неприятное действующее лицо галантных приключений парижан, Перренэ ла Барр, сержант с хлыстом, специалист по ночным налетам на обитательниц борделей:
В своей охоте на проституток он вполне может повстречаться с Катрин. Вот поэт и дает ему наказ… С комментарием.
Вийону мало назвать ее шлюхой, он хочет посильнее оскорбить ее. Он оттачивает свои стрелы: предлагает своему сопернику Итье Маршану рондо, написанное недавно на смерть, возможно, вымышленной возлюбленной. Стихи касаются Розы-Катрин в такой же степени, как и Итье.
Как бы поэт ни проклинал ушедшую от него любовь, сколько бы ни клялся, что «страсти голос нынче смолк», в это невозможно поверить. Стал бы он неистовствовать, если бы ему все стало безразлично…
Вийон прекрасно вписывается в интеллектуальный фон «Романа о Розе». «Никому еще не встречалась праведница», — клялся Жан де Мён, основывая на этой аксиоме циническую мораль и ставя знак равенства между вечными поисками «Розы», то есть любимой женщины, и бесплодностью попыток найти объект, достойный страстной любви. Нет ничего более женоненавистнического в конечном счете, чем эта куртуазная любовь, разыгрываемая примитивными писцами. Средневековье, известное своими любовными подвигами, в сущности, отрицает общественную роль женщины.
Магистр Франсуа де Монкорбье читал «Роман о Розе». Он упоминает о нем один раз, как упоминает и Жана де Мена. Но он черпает в нем вдохновение, цитируя по памяти и смешивая «Завещание» Жана де Мёна с самим «Романом». Читал ли он его целиком? Дань, которую он ему отдает, на первый взгляд может показаться незначительной: он выхватывает несколько часто встречающихся образов; в первом ряду фигурируют братья нищенствующего ордена, возможно, это наследие университетской традиции, а возможно — глубокое прочтение Жана де Мёна. Отметим, впрочем, что Вийон добавляет — вписываясь таким образом в традицию фаблио, но подновляя ее, — новую черту к портрету моралиста Фо Самб-лана: шутовство.
Мораль «Романа», передающая суть человеческих взаимоотношений, во всех смыслах груба, даже если невинные слова прячут цинизм под удобным флером аллегорий.