Выбрать главу

Те из них, кто направлялся на учебу в университеты, учрежденные в Доле и Лёвене герцогом Бургундии Филиппом Добрым, то есть студенты из восточных и северных областей, в прежние времена традиционно пополнили бы ряды слушателей Сорбонны. Жестокий удар нанесли парижскому набору возникшие из-за раздела Франции на две части университет в Пуатье, основанный Карлом VII, и университет в Кане, основанный Бедфордом. Давнее соперничество Тулузы и Парижа, равно как и традиционная независимость Монпелье, всегда сдерживали поток южан, желавших учиться на севере, а образование таких институтов, как тулузский парламент и счетная палата в Монпелье, стало еще одним фактором сдерживания для тех, кто, получив образование в южных университетах, стремился занять высокие посты в парижской юриспруденции и администрации. С той поры каждый делал карьеру у себя дома.

Таким образом, в школах на улице Фуар и Кло-Брюно оставалась и обновлялась все та же нестабильная масса студентов, прибывших с «французского» Севера: из Артуа, Пикардии, французской Фландрии, а также из ориентирующейся на Руан и Лизьё Нормандии, которая отказывалась признавать влияние Кана. Попадались там и выходцы из Тура, Берри, Ле-Мана: радиус притяжения университета все же по своим размерам превосходил радиус притяжения Гревской площади. Были там и представители западной Бургундии, северной Аквитании. Несколько голландцев, шотландцев, чужаков с Рейна поддерживали иллюзию, что Сорбонна, как и во времена, когда в ней преподавали Фома Аквинский и Сигер Брабантский, по-прежнему остается международным научным центром. В основном же школяры, подобно торговцам и ремесленникам, тоже оказывались выходцами из Понтуаза, Жуаньи, Шартра, Суассона. Либо Парижа, как, например, Франсуа де Монкорбье…

Когда летом 1452 года он получил степень магистра свободных искусств, открывавшую перед ним двери так называемых высших факультетов: богословского, юридического либо медицинского, то оказалось, что хотя титул «магистр» и производит некоторое впечатление, но сам по себе еще не кормит, а также что в своем выпуске он был единственным парижанином, правда не потомственным. Географический диапазон выпуска, получившего диплом вместе с ним, — двенадцать человек, вписанных в регистрационную ведомость под рубрикой «французская нация», где фигурирует, естественно, и он, — охватывал города Туль, Лангр, Тур, Сен-Поль-де-Леон, Орлеан. Другие были вписаны в графу «пикардийская нация», «нормандская нация». Фигурировала также и «немецкая» нация, ранее названная «английской», причем под такой рубрикой регистрировались бакалавры и лиценциаты из Трира, Кёльна, Утрехта, Абердина, Глазго, Сент-Андруса и даже финского города Турку.

Так что Париж — это было что-то такое, что находилось в постоянном движении, и едиными парижские граждане выглядели только в дни собраний в «Доме с колоннами», то есть в замыкавшей с восточной стороны Гревскую площадь ратуше, где обсуждались городские проблемы, решались вопросы найма рабочей силы и где складировались только что сгруженные бочки, перед тем как отправить их на следующий день на продажу.

По существу, те несколько тысяч «чужеземцев», которые говорили с осерским либо лилльским акцентом, являли собой демографический резерв столицы, ведь смертность здесь превышала рождаемость, женитьба обходилась дороже, чем в иных местах, а городская скученность необычайно содействовала распространению эпидемий чумы и холеры, коклюша и оспы. Так, в 1438 году, когда Франсуа де Монкорбье был еще семилетним мальчишкой, от оспы умерли примерно пятьдесят тысяч парижан. Во всяком случае, так утверждали современники, возможно, несколько завысившие цифры. Однако нам известно, что в тот год во время эпидемии одна только больница Отель-Дьё похоронила 5311 усопших… Что же касается эпидемии 1445 года, то никто не может назвать точного числа унесенных ею жизней, но надолго переживший ее ужас говорит сам за себя. Во всяком случае, едва «чума» появлялась в Париже, смерть начинала вести счет на тысячи.

Следовательно, столица не могла пренебречь потоком иммигрантов, который с большей или меньшей скоростью восстанавливал равновесие и обеспечивал нормальное функционирование городского организма. «Смертность», то есть эпидемия, означала, что у выживших оказывалось больше шансов найти работу, но только ценой переезда. Периодически опустошаемая столица компенсировала свои потери за счет демографической избыточности близлежащих областей. Невзирая на демографические катастрофы и эндемический дефицит, Париж возобновлял людские ресурсы, получая новую кровь из сельской местности и из провинции.

Такое смешение приносило свои плоды. Тридцатидвухлетний Франсуа де Монкорбье по прозвищу Вийон, сын одного из многочисленных пришедших в Париж провинциалов, мог доставить себе удовольствие поиронизировать над печальной судьбой парижанина. Он ведь сам был из Парижа, из Парижа, что «близ Понтуаза». Такое не каждый мог о себе сказать.

Глава II

У НАС В МОНАСТЫРЕ ИЗОБРАЖЕНЬЕ АДА…

ПРИХОД И МОНАСТЫРЬ

Старая женщина, чье имя мы никогда не узнаем. Молясь Богоматери и сокрушаясь из-за выходок сына, она жила в ожидании смерти. Ей, вероятно, было лет пятьдесят…

Я женщина как все, не знаю то, что надо, И непонятны мне ни грамота, ни счет. У нас в монастыре изображенье ада И свежих райских птиц мой бедный взор влечет. В раю цветут цветы. В аду смола течет. В раю все весело, в аду лишь мука злая[10].

Подобно многим другим, мать Франсуа Вийона из своего прихода ушла. Столетие несчастий отнюдь не сделало епархиальное духовенство более привлекательным. Уже в 1348 году бедный кармелитский монах Жан де Венет отмечал, что во время эпидемии священники охотно уступали заботу о душах и телах братьям из нищенствующих орденов. Священники жили довольно вольготно, заседали в капитулах и коллегиях, причем не обнаруживали признаков волнения ни во время вселенских соборов, ни даже во время Великой Схизмы, когда под угрозой было само существование церкви. Ни для кого не было тайной, что о своих доходах они заботились более рьяно, чем о регулярном отправлении службы. Крепко обосновавшись на кафедрах, эти проповедники попеременно оправдывали сначала бургундский реформизм, потом войну на стороне Ланкастера, суровый суд клерикалов над Жанной д’Арк и, наконец, всеобщий мир.

Они были той частью клира, что обсуждала в 1438 году вопрос о принятии Францией текстов, которые бедная женщина, даже если бы и знала, все равно бы не поняла: тех самых «канонов» Базельского собора, получивших название «Прагматической санкции» и ставших конституцией — тут же оспоренной — французской церковью, перешедшей из-под власти папы под власть короля.

Что эта не знающая грамоты женщина поняла бы в замысловатых историях духовных пастырей, в историях, где в одной Божьей церкви вдруг оказывалось сразу два папы, где епископам случалось, отвергая власть папы, заявлять, что церковь — это они, епископы; где церкви, подобно народам, шли друг на друга войной; что бы она поняла, оказавшись на заседаниях собора, где о рентах и юрисдикции говорилось больше, чем об аде и рае?

А в то же время Париж был городом ста колоколен. В распоряжении верующих имелось тридцать пять приходов: семь на левом берегу, в обиходе называемом Университетом, четырнадцать — на правом, отождествляемом с Городом как таковым, четырнадцать на единственном в ту пору обитаемом острове Сите. По воскресеньям и праздничным дням там звучали мессы, вместо голосов прихожан все чаще слышались голоса учеников детских певческих школ и орган аккомпанировал песнопениям, а то и вовсе их замещал. Там крестили детей и там же отпевали покойников. Там исповедовались и, как то предписывала церковь, причащались на Пасху. Мало того, довольно плотная и раскинутая по всему королевству сеть приходов со временем превратилась во что-то вроде административного деления страны. Так что во время воскресной проповеди кюре обнародовали указы и давали населению советы. А когда устраивались процессии, призванные славить либо умилостивить Бога. организовывались они в соответствии с официальными указами и в определенной последовательности от прихода к приходу. Очень часто именно по приходам осуществлялись перепись населения, распределение и сбор налогов, равно как и распределение возлагаемых на горожан общественных повинностей.

вернуться

10

Вийон Ф. Избранное. М., 1984. С. 347. Пер. В. Рождественского.