Во время завтрака жены рабочих, запертых в цехах, приносят им еду. К половине пятого пополудни мимо завода, не останавливаясь, проезжает немецкий грузовик, наполненный молодыми людьми. «Патрон удачно выкрутился, и мы тоже», — говорит старший мастер Андре Коллено, брат которого был механиком в Мермозе. — Месье Куарэ, — продолжает он, — однажды вызвали в Лион, где офицер Вермахта потребовал у него объяснений относительно некоторых его сотрудников. “У вас работают евреи!”, — кричал фриц. Месье Бертье, один из руководителей нашей службы, присутствовавший при этой сцене, рассказывал, что он никогда не видел ни в одном человеке такой ненависти. Не выдавая своего беспокойства, месье Куарэ категорически все отрицал. “Как вы смеете говорить, что у вас нет евреев! А этот Шнайдер с завода в Понт-ан-Руан?..” Дело было серьезное. К счастью, оно не имело последствий. Самюэль Шнайдер ушел к партизанам, и, бравируя, Пьер Куарэ заменил его другим евреем, Жаном Давидом».
Для Франсуазы эти трагические годы стали большими каникулами, только немного беспокойными. «Я не слишком отдавала себе отчет в том, что происходило», — говорит она. Благодаря родителям, защищавшим ее и не терявшим в эти трудные времена чувство юмора, у нее было ощущение, что она участвует в большой игре, правила которой ей не совсем понятны. Были очень радостные моменты, как день, когда ей исполнилось шесть лет. Отец был в прекрасном расположении духа, и это объяснялось не только счастливой датой. Потом она узнала, что 22 июня 1941 года немцы начали оккупацию СССР. Было очевидно, что Гитлер встретит серьезный отпор.
Были другие яркие воспоминания. Однажды Пьер Куарэ ругал сопротивленца, который необдуманно припарковал грузовик, набитый оружием, в саду «Фюзийер». Машина, которую парашютом сбросили англичане, была срочно спрятана в маленьком лесочке, пока немцы не начали обыскивать дом.
«Когда этот парень хладнокровно вернулся за своим грузовиком, — говорит Франсуаза, — отец его чуть не поколотил. Из-за него все рисковали провалом. Я помню, как мы все стояли спиной к стене с поднятыми руками, пока солдаты Вермахта обшаривали подозрительные места».
Она вспоминает, как играла с молодыми немецкими солдатами в поезде по пути в Кажарк, к бабушке. В туалетах были расклеены петенистские листовки.
После освобождения произошел случай, который на нее сильно повлиял. Вместе с Юлией Франсуаза отправилась однажды в кинотеатр Сен-Марселена «Эден», и то, что она там увидела, повергло ее в сильнейший шок:
«Шел “Пожар в Чикаго” с Тирон Пауэр, но перед фильмом были новости. В 1946 году показывали съемки в концентрационных лагерях: метель, заметающая куски трупов. Это мое самое худшее воспоминание о войне. Я спросила у матери: “Это правда?” Она мне сказала: “К сожалению, да!” С этой секунды началась моя устойчивая ненависть к расизму[86]. Это одно из немногих убеждений, за которые я готова умереть немедля».
Она никогда не забудет стриженую женщину, которую вели по улице. Возмущенная Мари Куарэ резко высказалась в присутствии дочери.
«Как вы можете так поступать? — вскрикнула она. — Это стыдно. Вы ведете себя как немцы. Вы их стоите». Франсуаза была в глубоком недоумении от такой реакции:
«Я сказала себе: “Послушай! Все не так просто!” Сначала я поняла, что все не есть черное или белое. Мир, поделенный между Добром и Злом, заключал в себе нюансы. И в этом факте было гораздо больше двусмысленности, чем я себе представляла».
Когда американцы и Первая французская армия освободили долину Роны, Кики любовалась молодыми танкистами, готовыми покорять девичьи сердца лучезарными улыбками, плитками шоколада и жевательными резинками. В Лионе она марширует рядом с победоносной колонной солдат в сопровождении матери. «Эта атмосфера праздника, эти ребята в хаки, великолепные, загорелые, некоторые из них приходили к нам обедать домой. Все это меня очаровывало», — говорит Франсуаза Саган, которой тогда было десять лет. Она с азартом училась играть в теннис. В Сен-Марселене ей удалось однажды победить более опытную жену нотариуса. Юношеская горячность и поддержка брата Жака и Бруно Мореля, который был старше ее на пять лет, помогали ей выигрывать и у других, еще более серьезных противников.
86
Франсуаза Саган не выносила из-за этого Коко Шанель: «Оба раза, когда мы вместе обедали, общение не ладилось. Она позволяла себе откровенно антисемитские высказывания, что заставляло меня покинуть стол».