А я не сказал? Ну так после уничтожения стражи «Подземелья убийц», пусть и ныне возвращенных к жизни, мне стал доступен вход в этот данж третьего класса, а его арка, к слову не видимая никем кроме меня, так и дожидается тут под дубом, пока я закончу свои дела и наконец удостою своим вниманием её содержимое.
Что ж, все приготовления, учитывающие опыт как пройденных уже данжей, так и всех встреченных мною Игроков, завершены, а значит отправляемся.
Э-эм... что такое? Чего это Система не пускает? Что?
Проклятие. У меня ж не выбран последний из четырех предметов награды за прошлый данж.
Эх, как бы не оттягивал я этот, чувствую, судьбоносный момент, но выбор придется всё же сделать. И... да что тут говорить? Не стану обманывать себя, я ведь давно уже смирился и определился, поэтому, пусть я, возможно, когда-нибудь и пожалею, а моя совесть еще мне припомнит, но «Душу эльфа» я не могу упустить.
Что ж, выбираю её.
В следующий миг я ощутил, как внутри меня... Нет, вне меня... Эм, короче, где-то у меня что-то так расперло, что аж ноги подкосились, и от страшной боли я потерял сознание.
А дальше был этот странный сон. Я стоял в окружении странного, будто бы живого тумана в некогда своем теле Константина Салина, почему-то молодом и с памятными шрамами Герда Франта, при этом со старательно заплетенной над левым виском родовой косицей Ирвиэля из безымянного ныне рода, а на правом — сединой Квинта Фроя, на тыльной же стороне левой ладони был тот самый шрам, который Гырла Мурловна оставила себе, поклявшись отомстить за смерть своих учеников, а тотемным знаком с гипертрофированно большими клыками на фоне маленького тела вепря под моей левой ключицей Магваэ должен бы был ввергать в ужас всех своих врагов, но страшнее всего, при всем при этом, выглядели мои необычные глаза, остававшиеся со мной во всех преображениях и посещенных телах. Глаза, которые сейчас словно сияли ранее спящей краснотой!
И да, я будто мог видеть одновременно как от первого, так и от третьего лица, словно бы я был сейчас не в теле, а... даже и не знаю. Вне его? Вокруг него? Еще и в нем? Трудно объяснить, да и некогда, ведь навстречу мне из этого тягучего и, трудно сказать, какого цвета... Тумана ли? В общим, откуда-то оттуда вышла фигура Саниэля Шереметьев, но уже со своими голубыми, как и положено княжичу, глазами.
Когда же эта багровая муть, обтекая тело остроухого, пропустила его мимо своих синих сполохов зеленоватой глади, так бурлящей желтой рябью, а в момент ее преодоления, взволновавшись застывшими малиновыми клубами, опала тяжелыми сгустками воздушно невесомых пурпурных завихрений, то пугающие своей серой аморфностью оранжевые смерчики стремительно закрутились в монументальной неподвижности слепящей своей белизной непроглядной черноты, чтобы наконец вновь воссиять завораживающей тьмой, прежде чем я нашел наконец в себе силы оторвать взгляд от этого зрелища. Ввергающего меня в смиренное благоговение панического ужаса всей своей необъяснимой и нелогичной невозможностью, что словно бы затягивало мой рассудок в свои переполненные леденяще-мертвенной жизнью пусто́ты.
Бррр. Жуть какая. Не хотел бы я там оказаться.
Эльф же продолжал молча приближаться, так и не ответив на мой беззвучно прогремевший вопрос, отчего-то совершенно не такой, каким я его формулировал, а прозвучавший немым утверждением в рокочущей тишине сковывающих просторов вокруг, и который, оставшись так и не услышанным, тем не менее был решительно отвергнут. Не останавливаясь, Саниэль, сочетающий сейчас в себе несочетаемое, бледнея своим безэмоциональным лицом, на котором явственно читался страх и обреченность, пугающе сверкнул своими безжизненными, но преисполненными жаждой бытия пустыми глазами, сквозь полуприкрытые веки которых плескалось деятельное смирение жертвы, такой отторгающе притягательной своей неуверенной решимостью. После чего он вдруг выхватил нечто из угодливо подскочившего к его правой руке дымного сгустка той самой, принятой мною за туман жути, очевидно же, что являющейся воплощением самого Хаоса.
Ну что ещё может быть настолько неоднозначным, непостоянным и изменчивым?
А пронизывая меня своим невидящим взглядом, эльф внезапно сорвался с места, неспешно поплыв, чтобы в следующий миг оказаться с приставленным к моему горлу так уверенно удерживаемым в своей безвольной правой руке клинком из текучего монолита лениво источающего жадное всепоглощение вечного, по-любому, Хаоса. Всё произошедшее случилось так быстро, что я уже устал ждать, когда же наконец моё лакомство окажется в моих когтях.