Твари! Тут же одни только раненные. Стрелковая ж рота уже где-то там, на Западе. Что ж вы творите, суки?
~Прощай, Костя.
— Да хер там! — заорал я вслух, когда увидел, как дернулось тельце рыжей от близкого разрыва очередного дюймового снаряда.
Не понимая что делаю, я буквально за несколько секунд верчения руками сформировал между ладонями светящийся огненный сгусток размером с апельсин и толкнул его по направлению к метрах в двухстах остановившемуся броневику. Огненный шар с гулом помчал к цели и спустя секунды три удачно влетел в повернутый ко мне бок этого бронеуродца. Отчего прогремел взрыв, и ошметки некогда смертоносной боевой бронемашины разлетелись на десятки метров вокруг. Отлетевшая же на пару метров коренастая фигурка одного из членов экипажа, не более чем полутораметрового полурослика, с воплем принялась метаться в попытке сбить охватившее ее пламя, что, впрочем, буквально за считанные секунды прекратилось по понятным причинам.
Пока я метался между искореженными телегами, не замечая ни ржания в предсмертных конвульсиях посеченных осколками лошадок, ни стонов с криками умирающих под губительным пулеметным огнем раненных, мои руки на автомате крутили всё новые и новые огнешары, каждые четыре-пять секунд отсылая их в сторону противника. Я даже не обращал внимания на какое-то непонятное пиликание, что сопроводюждало каждую смерть врага, ведь я желал как можно скорее заткнуть гадов.
Мое тело, конечно же, при всём при этом ощущало закономерные тычки множества осколков от рвущихся снарядов, которые хоть, почему-то, и не резали моей кожи, не рвали мышц, не вызывали кровотечений, однако боль от такого, пусть и приглушенная неведомой мне силой, но всё же очень даже ощущалась. Особенно, когда это были не мелкие и легкие осколки, а тяжелые пули. Но я не обращал и на это внимания, стараясь создать максимально возможную плотность огня, чтобы поскорее подавить огневые средства противника, прекратив наконец творящийся вокруг ужас. При том я беспрестанно находился в постоянном движении, стремясь быть подальше от Сонечки, дабы ей не досталось еще больше от предназначенного мне.
Сейчас, самое главное, сбить напор имперцев и прекратить обстрел, а как только враг отступит, или, что лучше всего, умоется кровью, я смогу подскочить к рыжей и бахнуть ее наконец Лечилкой.
Что оно такое, и почему я вдруг, оказывается, умею метать из рук огонь — меня меньше всего сейчас заботило. Я не знаю и не понимаю почему, но тело само говорит мне как нужно. Пока что этого достаточно.
Второй и третий мои огнешары рванули от встречи с землей чуть левее и под днищем другого броневоза, перевернув эту таратайку последним взрывом на бок. Отчего огонь из тяжелого вооружения по нашей колонне наконец прекратился и остались лишь три строчащих из пулеметов мотоцикла да два пока перезаряжающих ленты. Ну и спешившиеся их третьи номера, которые залегли рядом с трехколесными тарахтелками да постреливают из своих карабинов. В отличие от самозарядных эльфийских, которые с виду были похожи на помесь СВТ с М14, Гессенцы пуляли из каноничных Маузероподобных магазинных болтовок.
Четвертый огнешар рванул очень близко от одного уже перезарядившегося байка, перевернув и искорежив его, чем был выведен из строя еще один пулемет.
Третьдюймовка, как тут говорят. Придумали ж такое? У них тут, как я понял, не метрическая система. Надеюсь, вершки и пяди с унциями меня не доконают.
Остальные дроу-байкеры, обнаружив потери, принялись пятиться, так как заднего хода у них не было, а взять и развернуться спиной, чтобы погнать назад в лес, это значит выключить из боя такие немаловажные факторы как пулеметы. Чем-то, к слову, с виду похожие на Браунинговские М1919, но куда более губительные благодаря своей жуткой скорострельности, присущей, скорее, каким-нибудь МГ42-м. В общем, такое было бы не самым верным решением, поэтому черномазые предатели рода эльфийского, снюхавшиеся с низкорослыми варварами, предпочли не бежать без оглядки, а хоть и отступая, но всё ж сконцентрировать весь свой огонь на моей мечущейся фигуре. По-видимому, именно меня метко определив как источник всех их бед.
И такое пристальное внимание ко мне привело наконец к тому, что, как только отправил свой пятый огнешар куда-то в район очередного мотоцикла, я, получив-таки две пули в грудь, повалился будучи едва способен вдохнуть грудью с, похоже, пробившими мне легкие ребрами.