Когда же платиноволосая, рассказавшая не всю правду дочери, покинула помещение, оставшаяся златовласка с трепетом водрузила массивное старинное украшение себе на руку и в следующий миг её глаза расширились, осанка лишь стала более безупречной, а с уст вырвалось порывистое:
— Я всё исполню, мой Господин! Это великая честь для меня.
Где-то же за дверью едва слышно раздалось грустное, но одновременно и торжественное:
— Я всё исполнила, мой Господин. Это была великая честь для меня!
****
Ещё месяцем ранее, где-то на Западном тракте.
— Мы уже приехали? — из-за полога фургона выглянуло слегка сонное девчачье личико, вырвав этим вопросом из своих мыслей статного немолодого мужчину с военной выправкой, который с задумчивым видом крутил старинный серебряный перстень на пальце, пока правил повозку по пыльному тракту.
— Почти, милая. Вон он, город, — прочистив горло, бодро ответил возница, одарив эту подвижную пигалицу теплой улыбкой человека, наконец обретшего смысл жизни.
Девочка же, совершенно не смущаясь страшной физиономии этого, некогда красивого, но многое пережившего мужчины, чье лицо уродовал безобразный шрам через правый глаз, в ответ лишь довольно потянулась и, юркнув поближе, чмокнула в щеку расчувствовавшегося ветерана.
Того, чья жизнь за последние месяцы претерпела столь кардинальные перемены. Ну а сам он даже и не знал теперь, что же в ходе этих вот событий более всего впечатлило его, немало в этой жизни повидавшего старого солдата:
То ли ошарашенный взгляд глухонемого слуги баронессы Чернохолмской. Который, повинуясь воле своей госпожи, где-то спустя час после неудачного покушения группы наёмников на одного лишь с виду простого студента, примчал в столичные трущобы. Ну и имел тот самый взгляд пришибленного, когда протягивал своей дрожащей рукой только что и буквально из пепла возвращённому к жизни одноглазому наёмнику, тот самый серебряный перстень, которым и было мигом ранее сотворено сие прям чудо. Ну и который разместился теперь на пальце задумчивого возничего.
То ли не менее впечатляющими для воскрешенного Одноглазого оказались пустые и однозначно безжизненные глаза тех, пожалуй, всё же тел, которые некоторое время спустя наемник, исправно следуя возникшим в голове инструкциям, буквально на глазах вырастил из волосков усыплённых им прообразов или, скорее, оригиналов, используя для того силу всё того же, переданного ему слугой артефактного перстня. Тех тел, которые являлись лишь псевдоживыми и явно неразумными куклами, а из симптомов жизнидеятельности способны были разве что имитировать неспокойный сон. Тех тел, на которые наемник в итоге и заменил их оригиналы, удерживаемые в плену у всё тем же невероятным перстнем усыпленных работорговцев. При всём при этом, чтобы ни случилось, Одноглазый ничего более не должен был менять, ну и поскорей увезти спасённых им из плена подальше от Старгорода, желательно за границу, что, впрочем, и было с успехом осуществлено ещё почти два месяца назад.
И всё это, столь впечатлило Одноглазого, что он и не подумал ослушаться, а старательно всё исполнил в уплату долга тому, кто дал старому одинокому мужчине, однажды потерявшему в этой жизни всё, настоящий Шанс. И Шанс здесь именно что с большой буквы, потому как, помимо обретённой семьи в лице спасённых пленниц, у старика вот уже несколько недель как перестали болеть старые раны, шрам на лице разглаживается, с потерянным глазом вообще что-то непонятное, но обнадеживающее, а седина из волос исчезает. И всё это на фоне того, что тело стремительно обретает силу и гибкость молодого гимнаста!
Когда фургон наконец приблизился к забавной полосатой будке с важным стражником в смешной шапке, мужчина за поводьями обратился к напевающей какую-то незамысловатую песенку девчонке:
— Вот мы и в Пенагонии. Буди остальных «Искорок», Зинда.
— Я же просила, Тибу́л, зови меня Суо́к!
****
Церемония прощания с Гердом Франтом на девятый день.
— Ты уверена, Лузин, что хочешь присутствовать на церемонии? — сжимая в ладони медальон на цепочке, подозрительно напоминающий одно из звеньев массивного браслета-реликвии Чернохолмских, тихо произнесла Вирона Торпс, обращаясь к с потерянным видом стоящей рядом салатововолосой девушке аналогично в траурном одеянии и ровно с таким же украшением на шее.