Выбрать главу

— Ясно, — довольно механическим голосом дал я понять собеседнице о том, что услышал ее, под конец уже едва слышное повествование.

Ну а чего я ждал? У Вольской — своя жизнь и прочие непонятки, а я теперь вроде как списанный материал.

У Ровской — проблемы с её ректорством, которые не пойми чем еще ей аукнутся. Да и ответственность за студентов с неё никто не снимал. А то, что ставка ее не сыграла — не так и страшно. Внешность-то я ей уже вернул, и теперь она не просто найдет себе мужика, который был бы с ней не только из-за её статуса или выгод, но и самое, пожалуй, главное — поборет свои комплексы, которые её тяготили посерьезней всего прочего, когда тело было обезображено ожогами.

Вироне-Мион — нужно по жизни устраиваться. А продолжать оставаться Торпс — для неё шанс. Шанс прожить фрагмент жизни заново, пусть не с чистого листа, но всё же без прошлого шлейфа, опираясь теперь на свои знания и имеющийся студенческий опыт, учитывая все подводные камни и зная уловки расставивших силки манипуляторов. А в сочетании с преимуществами подаренного мной нетривиального тела, это всё поможет ей неплохо устроиться, уже не будучи «никем». То же обстоятельство, что Господин выбыл из игры, ну как им всем показалось, лишь значит, что и все обязательства более недействительны и она теперь свободная птица.

Двойняшки же...

— А где Лу и Ло?

— Они тоже отправились в Старгород. Сказали, что там они начнут всё заново. Средства, чтобы обустроиться, получат от продажи имущества, снятого с тела Туготыльской. Там прилично выйдет — магистр всё же. О проезде договорились с капитаном Журавля. За пару перстней с руки погибшей графини. А в Дар они категорически возвращаться не пожелали, так как там уже прилично засветились. Сожалели, что ты так и не изменил им внешность и не сделал их как Вирону, — последнее слово, меланхолично просвещающая и уже даже держащая меня за руку Лузин, просто-таки выплюнула. Странная девочка.

— Ну а ты чего ж осталась? — поглаживая большим пальцем бархатистую кожу руки увлеченной печальным рассказом девушки, полюбопытствовал я. — У тебя ведь ситуация не лучше, чем у кого бы то ни было. Тебе учиться надо. Где ты еще столько Сребрых возьмешь? Тебя же отчислят за неявку. Хорошо еще, если дизертирство не влепят, хотя Лирон, думаю, не допустит

— Я... я... Мне пора! — прикипев ко мне таким взглядом, за который порой готов пол жизни отдать, попыталась было собраться и что-то сказать Лузин, но, так и не сумев, всё же вырвала свою руку и жестко, а может и жестоко, скорее по отношению к себе, выпалила последнюю фразу.

А затем она, порывисто вскочив со с грохотом опрокинувшегося табурета, резко отвернулась и едва не выбежала вся в слезах из комнаты этого Белосольского лазарета с так себе уровнем комфорта и, очевидно, медицины, где меня бросили помирать все те, кто... Все, кроме неё, короче. И такое я, старый циник, давно не верящий в бескорыстную искренность, уж не ожидал встретить в своей жизни.

Надо же? Как жаль, что я ничего к девочке не чувствую. Ну кроме жалости и всё же уважения, даже с некоторым восхищением.

Убежать, в общем, я ей не дал и совершил то, о чем наверняка еще тысячу раз пожалею:

— Хочешь, я покатаю тебя на своем драконе? — даже сам еще не до конца представляя, что конкретно имел ввиду, вскочив и притянув беглянку к себе, чтобы наши глаза оказались друг напротив друга, а губы приблизились, спросил я салатововолосую.

****

Утром следующего дня, борт «Беркута».

— Докладывай, — обратилась к визитеру розоволосая красавица, отложив бумаги, с которыми работала за дорогим письменным столом в роскошном убранстве капитанской каюты одного из лучших кораблей Зеленого Дома.

— Сегодня утром, когда фельдшер делал обход, был обнаружен скончавшийся от полученных несколько дней назад ран студент Герд Франт, — малоэмоционально и негромко, но предельно четко доложил своим мягким голосом мужчина невыразительной внешности и в непримечательном одеянии, и водянистые глаза которого были единственным местом, где можно было бы прочитать хоть какие-то эмоции данного неприметного господина. А было сейчас там, если не обожание собеседницы, то безграничная привязанность.

— Один? — сложив руки в замок, удостоила наконец посетителя взглядом сапфировых очей статная красавица в темно-зеленом мундире с серебряным очень затейливым шитьем.