А тем временем и где-то этажом ниже, отосланная с поручением столь доверенная вышеозначенной чиновнице секретарь шепталась с такой же неприметной, как и она сама, особой. И прежде чем той была передана, так и не добравшаяся до архивов папка с воистину термоядерным содержимым, в этих их перешептываниях пару раз прозвучало слово: Синдикат.
****
— Герд? Вот те на! Дурацкие же шутки у твоих одногруппниц. Иди я тебя обниму, мой пронырли... Это что у тебя в петлице? Лента медали «За Отвагу»? Ты кому так отлиз...
— Заткнись, дура! — очень громко прошептала голубоволосая синеглазка Клеме́н, да ещё и вовремя пнув своим острым локотком под ребра прислушавшейся-таки к ней фиолетовоокой красноволоске.
Весьма артистичная, как я помню, Миле́н, узрев меня, уж нежданного, поспешила поприветствовать столь занятного однокурсника, но в итоге не удержала своего фирменного и не всегда уместного ехидства, когда обратила внимание на мою висюльку. Точнее, в пренебрежение статуту не саму медаль, как было положено носить с парадным или повседневным облачением, а лишь, как предписано с полевой формой, то есть её ленту, продетую во вторую сверху пуговичную петлю, по случаю даже проделанную в моем беспуговичном студенческом мундире на «липучке».
К слову, встреча с однокурсницами произошла недалеко, практически на подходе к площади, где я когда-то проходил публичное испытание перед зачислением в академию. Сейчас же там должна была начаться торжественная церемония наподобие линейки и своего рода переклички, чтобы руководство могло поздравить успешно преодолевших учебную практику и зафиксировать не явившихся.
— Приношу свои извинения, студент Франт, — чуть поклонилась резко посерьезневшая и, подозреваю, принявшая свое естественное выражение лица, как видно, вовсе не старшая в этом дуэте, студентка Горская.
Тем самым избавив от необходимости жестоко убивать её, то ли и впрямь настолько не дружащую с башкой, то ли намеренно спущенную с поводка своей голубоволосой хозяйкой. Не иначе, как для целенаправленной провокации меня, который и без того не рад обязательному требованию носить эту побрякушку, пусть и почетную здесь, но очевидно же, что врученную мне с целью унизить, так ещё и охарактеризованную только что столь нелестным для любого уважающего себя мужчины образом.
— Ваш рот, Милен, так щедро одаренный природой столь достойным фасадом, полагаю, гораздо лучше покажет себя в других целях. Рекомендую, открывать его в следующий раз исключительно для них, — нанес я откровенное оскорбление не столько из-за того, что меня взбесили слова, пусть и не произнесенные до конца, но вполне понятные, сколько, дабы начать череду дуэлей, преимущественно бескровных студенческих, но это не точно.
Тех дуэлей, которые я давно уже запланировал с целью показательно заткнуть всех, кто может своей возней отвлекать меня от дел. Ну а заодно и восстановить свою репутацию после того моего «выступления» на Журавле по дороге в Белосолье. Лучше, как говорится, день потерять, неустанно вырезая дураков, зато потом... эм, ещё год за пять минут долетать. Во, как сказал. Ну а те, кто поумнее, убравшись с дороги, будут сотрясать от страха все окрестные кусты, более не препятствуя моему стремительному полету. Мда.
— Молчи! — проскрежетала сквозь зубы голубоволосая, вцепившись а руку красноволосой, на мои слова сначала побледневшей, затем покрасневшей, а после действий «хозяйки» даже чутка позеленевшей. — Благодарим за совет, Герд. Студентка Горская непременно прислушается к мудрым речам того, чьи отважные действия, бесспорно заслуженно, оценены командованием. Прошу прощения, но нам нужно отойти: Милен не здоровится.