К нам, конечно, пытались примкнуть и спасенные, ну или попросту выбегающие из домов люди, которые видели: как по улице шествует рыцарь без страха и упрека и разит, почему-то не положенной катаной, а каким-то гайдзинским режиком, всю эту ёкайскую пакость. Хотя и частенько шарашит вырывающимся из рук огнем. А то и, выкрикивая странные слова будто на Латыни или Древнегреческом, пуляет светящимися росчерками по набегающей жути. Но всё общение с гражданскими я предоставил девочке. Всё лучше, чем умирать душой при виде окружающих ужасов, захлестнувших родные окрестности, а так пусть будет хоть чем-то занята, найдя утешение в спасении земляков.
Когда же мы в сопровождении вереницы людей, по периметру которых были поставлены крепкие, хотя скорее смелые мужики с дрекольем, взобравшись наконец на вершину, оказались на границе ранее принятого мной за туман бурого пылевого облака, которое, при ближайшем рассмотрении и мимолетном изучении, оказалось скоплением неких спор, то я к тому времени набил еще 6,300 ОО на не сложных с моим-то оснащением врагах. Ну и, как предугадал, смог разглядеть ЭТО.
Увиденный босс данжа закономерно дал мне доступ к памяти мистера Айзека Соулмана 64-х лет отроду, последние пятнадцать из которых он провел тут в Японии, скрываясь от последствий дел своей бурной молодости. Ну а я, мягко говоря, охренел от этих самых его дел.
— Супергерой, говоришь? Хэ-эх!
Глава 2
ГЛАВА 2
Когда босс, бывший ранее доктором Кисигавой, а ныне каким-то разжиревшим летающим грибом с человеческой головой, узрел из центра зоны распыления своих спор приблизившуюся к границе облака процессию во главе с сребровласым юным воином, то он театрально расхохотался. А в мою сторону полетели клубы той бурой мерзости, что висела в воздухе вокруг особняка, от чего у меня всё внутри заныло, колени подогнулись, а кожу начало нестерпимо жечь, когда эта мерзость охватила меня всего.
А уж как я пожалел тогда, что мой комбез экипирован в МПД, а не здесь и сейчас, поэтому-то и такого нужного изолирующего поля, обеспечившего бы полную герметизацию, мне не видать! Кто ж знал?
Крикнув: «Всем в укрытие, не приближаться к облаку!» — я скастовал за секунд семь кручения руками воздушный кулак, которым и смёл некоторый объем этих гадких спор, всё это время просто-таки вынимавшиз из меня душу, и что я едва смог выдержать не в последнюю очередь благодаря улучшенному телу и помощи нейросети. Ну и в очередной раз пообещал себе продумать какую-либо систему противодействия ядам и прочей биоугрозе, так как элементарной задержки дыхания своими увеличенной эффективности лёгкими и доработанной слизи на моих слизистых, чем я озаботился после покушения двойняшек, как видно, всё еще недостаточно, а всюду проникающие гадские споры, похоже даже сквозь поры кожи, такими мерами не сдержать.
Отступив же назад, я поспешил подключиться к себе Исцелением, чтобы избавить организм как от самой заразы, так и от нанесенных ею повреждений. Той же самой заразы, которую я, пусть и в несколько видоизмененном виде, но уже встречал во всех так называемых ёкаях. А на самом деле в объектах биологического заражения с ярко выраженной мутацией, некоторые формы которой порою обретают несколько мистический образ. Чего только стоят проросшие в волосы грибницы, заставляющие волоски будто жить своей жизнью, создавая такой вот жуткий потусторонний антураж!
— Ты жив, Либертимен?!! — вдруг заорал на Инглише Кисигава, по-видимому, как-то опознав во мне того старого опустившегося жирдяя, вполне возможно, что даже через это вот свое споровое облако.
Жуть. Но их образцы я всё же взял. Маг жизни я или погулять вышел?
И да, Айзек Соулман в тридцатые был костюмированным вполне себе супергероем, которого звали ни много ни мало: Либертимен(рука-лицо). А та, мною обнаруженная в его теле и оставленная для изучения на потом мутация — ни что иное, как причина моих суперспособностей.
Сам в шоке. Но я, оказывается, могу кратковременно укреплять свое тело, а точнее его участки. Например, падая с высоты, смогу укрепить ноги, отчего они ни то что не сломаются, а даже сотрясение во всё что выше не передастся, будучи словно бы поглощено. Могу наносить удары кулаками, сокрушающие кирпичи и камни, а также сминающие чуть ли не танковую броню. Танков 30 – 40-ых годов, понятное дело. Ну или с головы боднуть так, что сомну и лицо и пол черепушки несчастному. А один раз Либертимен даже пулю принял на затвердевшую грудь. Точнее очередь, но она была лишь из Томмигана, правда 28-го года, который с усиленным патроном. Про винтовочную пулю не скажу — не приходилось. Вот такой он, Либертимен!