Теперь она раскаивалась в этом, как и во многом другом, и чувствовала истинный ужас перед предстоящим разговором с ним; разговор этот был неминуем, и он, наверное, сделает предложение. Ее это тем более пугало, что она болезненно чувствовала, как в ней постепенно уничтожалась сила воли; она вспомнила томительное чувство беспомощности, которое охватило ее во время последнего разговора с Вельпонером. Притом ей казалось, что, будь у нее выбор, она, скорее, могла бы представить себя женой директора; она даже должна была сознаться самой себе, что это предположение не было лишено для нее некоторой прелести. Ей казалось, что Вельпонер ее всегда интересовал, и то, что архитектор в последнее время рассказывал о его замечательных спекуляциях и о его борьбе против министра и придворной партии, борьбе, кончившейся его победой, вызвало в ней любопытство и восхищение. Впрочем, Тейхман тоже назвал его в разговоре гением и сравнил его, по смелости предприятий, с безумно смелым кавалерийским генералом; для Тейхмана это была, конечно, высшая похвала. И ей даже несколько льстило, что именно этот человек увлекся ею, не говоря уже об удовлетворении, которое ей могло доставить торжество над женщиной, которая отняла у нее мужа. «Отняла у меня мужа? — растерянно спросила себя Беата. — До чего я дошла? Неужели я этому верю? Нет, это неправда. Все, кроме этого. Я, наверное, заметила бы. Заметила? Да почему? Разве он не был актером и не вел жизни актера? Почему это не могло остаться незамеченным мною? Я так доверяла ему — не трудно было меня обмануть. Не трудно… Но все-таки это не доказывает истинности факта. Фриц — клеветник и лгун, и слух этот — вранье и нелепость. И если даже это и было, то, во всяком случае, это давно прошло, и Фердинанд умер, а та, которая была его любовницей, теперь старая женщина. Что мне до всего, что было? То, что происходит теперь между мною и директором, — новое, не имеющее ничего общего с прежним. Право, — продолжала она, — было бы совершенно недурно поселиться в княжеской вилле с большим парком. Какое богатство! Какая пышность! Сколько новых видов для будущности Гуго! Правда, он не особенно молод, и это нужно принять в расчет, в особенности когда женщина так избалована, как я за последнее время. И как раз теперь он особенно постарел. Может быть, этому причина любовь ко мне? Ну, не все ли равно? Есть и молодые, и можно будет его с ними обманывать; очевидно, такова его судьба». Она отрывисто засмеялась. Как уродливо и тяжело это прозвучало!
Она проснулась, точно от страшного сна. «Где я? Где я? — шептала она. Она заломила руки, обращая взоры к небу. — Как низко Ты дал мне пасть! Неужели пет у меня опоры? Что делает меня такой несчастной и такой жалкой? Почему я точно хватаюсь за что-то в пустоте и сама не лучше всякой Фортунаты и женщин в ее роде?» Вдруг, с бьющимся до изнеможения сердцем, она поняла, что делало ее такой несчастной. Исчезла почва у нее под ногами, и небо затмилось над нею: единственный человек, которого она любила, оказался лгуном. Да, и только теперь она это узнала. Вся его жизнь с нею была обманом и притворством. Он обманывал ее с фрау Вельпонер и с другими женщинами, с актрисами, с графинями и блудницами. Когда в летние ночи тихие чары совместной жизни толкали его в объятия Беаты, это была самая ужасная, самая скверная, самая низменная ложь; на ее груди он с похотливым предательством думал о других, о всех других. Но почему она это вдруг поняла? Почему? Потому что она оказалась такой же, не лучше, чем он. Разве ее держал в своих объятиях Фердинанд, актер с красной гвоздикой в петличке, который довольно часто возвращался из пивной только в три часа ночи, с запахом вина? Тот, который хвастливо рассказывал ей с мутными глазами пустые и неопрятные истории, который в молодости жил милостями стареющей вдовы, оплачивавшей его кутежи, и читал в веселом обществе нежные письма, которые ему посылали в уборную влюбленные дуры? Нет, его она никогда не любила бы, от него она убежала бы в первый месяц замужества. Тот, которого она любила, был не Фердинанд Гейнгольд, а Гамлет, и Сирано, и царственный Ричард, герои и преступники, триумфаторы и обреченные на смерть, блаженные и заклейменные. И тот демонический возлюбленный, который однажды выманил ее в сад из тишины брачного покоя для несказанного блаженства, — это был не он, это был таинственный и мощный горный дух, тот, которого он играл, сам того не подозревая, которого должен был играть, потому что не привык жить без маски и ужаснулся бы перед самим собой, если бы увидел свое отражение в зеркале ее глаз.
Значит, и она его всегда обманывала, как и он ее? Значит, она всегда вела жизнь, преисполненную диких восторгов, о которых никто не подозревал; и теперь только она поняла свою истинную природу. Она всегда была потерянной женщиной, только прежде этого никто не знал, даже она сама. Теперь это обнаружилось. Она обречена на все более и более глубокое падение, и вскоре всему миру будет известно, что вся ее внешняя порядочность — ложь, что она ничем не лучше Фортунаты, Вильгельмины Фаллен и всех тех, которых она до сих пор презирала. И ее сын это будет знать. Если он не поверит слухам про Фрица, то поверит, должен будет поверить при следующем случае.